Кровавый снеговик - Макс Гордон
Три больших круглых шара, слишком ровных и удивительно гладких, выстроились вверх, образуя фигуру, из которой, как когтистые лапы мифического чудовища, к машине протянулись руки снеговика — слишком правильные, для обычных веток. Все это было странно, но внимание водителя приковал к себе шар, висевший на носу в форме сосульки. Не понимая толком, что он делает, Сергей Геннадьевич покинул сиденье своего автомобиля и, зачарованный, приблизился к светящемуся предмету.
Приблизившись вплотную к одинокому снеговику, Котаев рассмотрел на нем шар с новогодней елки. Рука, по мимо воли коснувшаяся его, ощутила под пальцами тепло и пульсацию, все дальнейшее произошло, как в тумане. Мужчина осторожно снял новогодний шар и держа его на вытянутых руках, медленно вернулся к своему автомобилю. Уже трогаясь с места и выезжая на дорогу, Котаев позволил себе обернуться назад, автоматически подметив, как следы от его ног неумолимо и медленно исчезают со снега.
Вернувшись домой, Сергей Геннадьевич, разувшись, но не снимая пальто, вошел в дом и сел на кресло в гостиной. Шар снова оказался в руке, мужчина сидел, зачарованный этим шаром. Глупая мысль возникла в голове Котаева, он действовал он, повинуясь этой мысли — поднести предмет к уху и слушать, слушать, слушать.
И он услышал, как далекое эхо ракушки, — тихий шепот, пробивающийся сквозь снежную бурю. В этой мелодии, пропетой ветром, потрескивал иней и крепкий мороз, скрипучий хруст оседающего снега и тихий шелест неведомых слов. Самих слов Сергей не смог различить, даже буквы показались ему незнакомыми, но интонация и тембр — то молящий, то пугающий, овладели сознанием, погрузив его в транс. Так, в пальто и тапках, сидя с новогодним шаром в полутемной гостиной, одинокий мужчина погрузился в сон…
Шагнув в сон, он снова оказался в далеком детстве — у новогодней елки и праздничного стола, уютная комната с тесными стенами и пыльная люстра на четыре рожка. Все было знакомо и одновременно чужое, — чужие воспоминания, — подумалось ему во сне. Посередине комнаты на высоком табурете сидел узкоплечий, худощавый мальчуган, строгающий игрушки из деревянной дощечки, а рядом с ним суетился отец.
Мальчишка выстругивал елочные украшения и складывал горкой напротив себя, а высокий мужчина развешивал их на елку, умело и быстро завязывая нить. Даже во сне Сергея Геннадьевича смутила нелепость картины, — все должно быть с точностью до наоборот, но из сновиденья деталей не выкинешь, и он продолжал досматривать сон. Мальчишка работал быстро и деловито, мужчина наоборот — подпрыгивал и подпевал, сопровождая песенкой каждую игрушку, а песня состояла всего из двух слов, — рубить, колоть, рубить, колоть, — пел мужчина высоким, тоненьким голоском. Котаев во сне присмотрелся и ахнул — на елке висели деревянные черепа…
Песенка смолкла, оборвавшись на слове, в комнате повисла тревожная тишина. Сергей Геннадьевич оторвал взгляд от диковинной елки и понял, что мужчина и мальчик смотрят на него. Оба смотрели и хищно улыбались, это было одно и тоже лицо, — рубить, — тихо и вкрадчиво предложил мужчина, — колоть, — резко и грубо закончил пацан. Котаев проснулся от боли в пальце, до крови поранившись о перочинный нож, во сне он выстругивал череп для елки, Серегу трясло до самого утра.
Когда за плотной гардиной забрезжил утренний рассвет, Сергей Геннадьевич снова окунулся в сон, на этот раз забытье обошлось без сновидений, но перед пробуждением он услышал слова: желание за кровь, — прошептал хриплый голос, на коленях лежал новогодний шар.
Всю первую половину беспокойного утра, Котаев пил кофе и выглядывал за окно. На улице мальчишки кидались снежками, а в перерывах между боями лепили снеговиков. Казалось бы — безобидная с виду затея, но Сереге мерещилось, что каждый снеговик заглядывает только в его окно, — придёт же в голову, — отмахнулся мужчина, но тревога и паника уже не покидали его. Сергей Геннадьевич не верил в мистику и чертовщину, пытаясь спихнуть эти мысли на бессонную ночь, но, когда он в пятый раз подошел к подоконнику и с опаской посмотрел сквозь заснеженное стекло, тревога и паника только усилились, — не может быть, — вымолвил он. Снеговики медленно двигались к дому, один уже пересек тень на дороге, которую отбрасывал фонарный столб.
Конечно, такое было абсурдом, но иного объяснения мужчина просто не находил, когда одна из фигур, появившихся за утро, медленно, как улитка, перевалилась через бордюр. Ребята на улице продолжали бегать и кидаться снежками, по проезжей части проехал автомобиль, семейная пара прогуливалась под руку — казалось, что движущихся снеговиков видит лишь он один. Не в силах больше бороться со страхом, Сергей Геннадьевич выбежал из дома, схватив ключи от машины и новогодний шар.
Снег усилился, налипая на дворники, в свете фар бесновалась пурга. Не обращая внимание на плохую видимость и заносы, водитель на полной скорости несся вперед. Город кончился, на деревьях замелькали шапки из снега, по бокам лежала снежная целина, в груди учащенно стучало сердце, а побелевшие пальцы вцепились в руль. Поляну справа он заметил не сразу и затормозив слишком резко, хендай заскрежетал колесами, цепляясь за обманчивый придорожный грунт.
Снеговика больше не было, но это не удивляло, план в голове сложился сам-собой — обдирая колени, как несмышленый мальчишка, менеджер по продажам собирал снежный ком. Когда шар показался достаточно прочным, он откатил его в сторону и принялся за другой… Когда и с третьим шаром оказалось покончено, на обочине показался безликий снеговик. До ближайших деревьев было больше ста метров и застревая в сугробах, Котаев быстро направился к ним.
Он не старался, когда лепил шары из снега и не задумывался, ломая ветки для рук, но снеговик получился ровным и аккуратным и вновь когтистые лапы протянулись к нему. Ни угля, ни сосулек поблизости не оказалось, подумав с минуту, мужчина вновь опустился на четвереньки и принялся рыться в снегу. И вот вместо глаз появился щебень, очертив и неровный, ухмыляющийся рот. Повесив новогодний шар на торчащую ветку, мужчина развернулся и медленно зашагал к своему автомобилю, чувствуя, как в ботинках тает набившийся снег…
На обратном пути снежная буря закончилась, а вместо нее на Сергея Геннадьевича навалился предательский, липкий стыд. Временами ему казалось, что вместо состоятельного мужчины, за рулем сидит двенадцатилетний Сережка, сотворивший сейчас очередную ерунду. Под этим грузом Котаев сгорбился и стыдливо покосился по сторонам.
В таких размышленьях он подъехал к дому и содрогнулся, свернув
