Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев
Мистер Беллигейл лишь взглянул на него, и Герти понял: думает. Именно так он и считает, этот зловещий человек с тихим голосом и тяжёлым взглядом. Он видит Герти насквозь, со всеми его мелкими грешками, наивной ложью и напускной уверенностью. Он видит, что этот малый на самом деле сам Гай Норман Уизерс, пытающийся обмануть государственную машину из каких-то неизвестных, но, без сомнения, зловещих, намерений. И он не даст себя провести.
— У вас богатая биография, мистер Уизерс. Могу ли я предположить, что это какой-то особенный ваш трюк?
— Никакой это не трюк! — Герти позволил голосу подняться на пару тонов. Но звучности не получилось, получился надсаженный гул вроде того, что издают треснувшие медные тарелки, соприкасаясь друг с другом, — Я вовсе не Уизерс! Я Уинтерблоссом! И всегда был им, сколько себя помню. Ваша машина, должно быть, нуждается в ремонте!
— Машины не ошибаются. Им это не позволено, мистер Уизерс. Вам стоило бы это знать. При вашем-то опыте!..
— Посудите сами, зачем мне выдавать себя за кого-то другого? Какой в этом резон?
Мистер Беллигейл не смутился.
— Не знаю, каков резон. Это меня не касается. Однако должен сообщить, что самозванцы в Канцелярии не приветствуются.
Он стоял навытяжку перед Герти, чёрный, угловатый, тощий, бледный, равнодушно-брезгливый, холодный, выглаженный, самоуверенный, чего-то ждущий…
Во всей этой сцене было что-то надуманное, дикое, предельно-нерациональное и странное. Герти даже показалось, что он вернулся на миг в мир своих детских кошмаров. Что вокруг него классная комната, а перед ним, худой и острый, как старая цапля, стоит учитель арифметики, мистер Ластли, и учительские глаза брезгливо шарят по его беззащитной душе. «Ну что, мистер Уинтерблоссом, извольте ответить классу, когда вас спрашивают. Значит, вы не можете сказать, отчего эти дроби именуются десятичными?». Учительские глаза, эту пара чёрных жуков, невозможно стряхнуть с себя. Они проникают в малейшие щели и докапываются до правды, причём правда, то ли сама по себе, то ли от их прикосновения, делается отвратительной и гадкой…
Всё это морок, дурной сон, наваждение. Герти сжал зубы. Просто какая-то досадная путаница, обернувшаяся полнейшим недоразумением. Посмеяться, и только. Этот мистер Беллигейл, судя по всему, ужасно хищный тип. Такой, пожалуй, может зарезать без ножа. И в движениях его присутствует что-то хищное, резкое. Совершенно жуткий человек. Настоящий убийца. Да, без сомнения. Вот откуда этот блеск в его глазах…
Герти прочистил горло и постарался заговорить сдержанно, но с достоинством, и предельно официально.
— Мне очевидно, что произошла какая-то ошибка. Чтобы не подвергать себя незаслуженным подозрениям, я бы предпочёл разрешить её к нашему обоюдному удовольствию. Позвольте мне повторить, что я не являюсь полковником Уизерсом, не состою с ним в родстве и вообще с подобным не знаком. Меня зовут Гилберт Уинтерблоссом, я прибыл из Лондона, и на данный момент я, к сожалению, не могу подтвердить свою личность. Возможно, есть способ каким-то образом уладить этот вопрос?
— Такой способ существует, мистер Уизерс. Конечно же.
— И в чём он заключается?
— Я могу отвести вас к своему начальнику, секретарю Шарперу. И вы объясните всё ему лично.
— Да, полагаю, это можно считать выходом, — сдержанно сказал Герти.
Внутренне же он возликовал. Кем бы ни был этот секретарь Шарпер, столковаться с ним явно будет проще, чем с этим странным типом. Вполне вероятно, это окажется человек рассудительный, способный слушать и здраво рассуждать. Или наоборот? — испугался вдруг Герти. Может ли подобный человек существовать и работать в этом здании, где все люди представляют из себя тени, скользящие в ледяной пустоте?
— Пойдёмте.
Второе путешествие оказалось не короче первого. Они поднялись по лестнице, столь старой и скрипучей, что казалась одревеневшим позвоночником какого-нибудь древнего ящера. Миновали невыносимо душную галерею с бархатными портьерами, почудившуюся Герти внутренностями гигантского гроба, и проскочили ещё с полдюжины кабинетов. Как и на первом этаже, здесь царила тягостная тишина, уплотнившаяся до такой степени, что сам воздух делался липким и сковывал движения. Запах чернил, казавшийся всегда Герти приятным и особенным, здесь отдавал кислотой.
По углам плыли бледные кляксы лиц, все непроницаемые, скорбно-торжественные. Герти старался не встречаться ни с кем из клерков взглядом. Он чувствовал себя крохотным воздушным пузырьком, затянутым вдруг на немыслимую глубину, в чёрную пасть океана, куда никогда не проникает солнечный свет. Всё его естество стремилось вверх, прочь от чудовищного давления, но какая-то сила препятствовала ему. Силу эту, заточённую в старых каменных стенах канцелярии, он ощущал буквально физически.
Причудливее делалась и обстановка. Уродливая старая мебель никуда не исчезла, но в сочетании с ней всё чаще встречались предметы, наличие которых в канцелярии объяснить было бы весьма затруднительно. Так, на одном из секретеров Герти заметил гипнотизирующий блеск оружейной стали. Это оказались промасленные полуразборанные автоматические пистолеты. «Что же это такое? — подумал он, отворачиваясь в другую сторону, — Не похоже на канцелярские принадлежности, господа. Отнюдь не похоже. Может, здешние клерки занимаются стрельбой в перерывах между работой?»
Но чем дальше они шли, тем чаще Герти ловил себя на мысли, что ему совершенно не хочется знать, чем они здесь занимаются. Видит Бог, это и так самая странная канцелярия из всех, что ему до сих пор встречались.
Наконец они упёрлись в дверь. Её толстые бронзовые полосы потемнели от времени, табличка же, напротив, была полированной и блестящей. «Лександр Шарпер, секретарь». Не указано ни отдела, ни ведомства. Герти, привыкший к чёткому разделению чинов и полномочий, только вздохнул.
— Обождите здесь, — сказал мистер Беллигейл и, бесшумно отворив дверь, скрылся за ней, оставив Герти беспомощно разглядывать странную табличку.
Стоя в прохладной затхлости коридора, Герти решил потратить это время на составление короткой, но убедительной речи, чтоб с первых же слов пронять секретаря и вывести, наконец, всю эту нелепую историю в разумное русло. Это всё большая ошибка, заявит он с порога. Да, именно так и стоит сказать. Сразу, только зайдя.
«Произошла большая ошибка, сэр. Видите ли, меня зовут Гилберт Уинтерблоссом, и я совершенно точно никакой не Гай Уизерс. Скорее всего, ваша счислительная машина, ваш герр „Лихтбрингт“, ошибся дырочкой или двумя, следствием чего стало это нелепое и досадное для обеих сторон происшествие. Готов вас заверить своим добрым именем и своей репутацией, достаточно надёжной, несмотря на мой возраст, что ничего подобного…»
— Заходите, прошу.
Мистер Беллигейл уже был снаружи и приоткрывал для него дверь. Забыв обо всём на свете, Герти шагнул в проём. Дверь за его спиной мягко клацнула, закрываясь.
Ещё толком не сориентировавшись в обстановке, не разглядев хозяина кабинета, Герти прокашлялся и решительно сказал:
— Произошла большая ошибка, сэр!
— Ни словом больше! Умоляю!
С кушетки навстречу ему поднялся хозяин кабинета. Костюм его был чёрным, но являл собой значительный контраст с прочими. Во-первых, пиджак был небрежно расстёгнут,
