Оккульттрегер - Алексей Борисович Сальников
Понятно было, что она шутит, поэтому Прасковья ответила:
– Знаешь, было бы неплохо. А то как-то все невзрачно, без спецэффектов. Взять то же переосмысление. Нужно, чтобы оно как поединки в аниме. План на меня, план на муть, от него заклинание, от меня, мы на экране в двух разных кадрах, летящие и мерцающие задники и все такое, а мы с мутью в этот момент неподвижны и только что-то такое орем, у меня вены на лбу пульсируют, рот в пол-лица. Ну или не так как-нибудь, а по-голливудски. Я такая сильная женщина, суровая, типа Сары Коннор, чтобы дробовик и гранаты, взрывы. А извлечение тепла из уголька – жертвоприношение со свечами и пентаграммами.
– В некотором смысле это ведь жертвоприношение и есть! – напомнила Надя, в ее голосе мелькнула зверская нотка, впрочем шутливая.
– Мне тоже раньше так казалось, – сказала Прасковья. – Но сейчас гляжу современным взглядом. Ну это просто отключение от подписки. От тарифа «Успех». Да, человек живет после этого не так феерично, но он за это и не платит такими неприятностями в жизни, которые у него были бы, если бы подписка осталась. Если повезет, получает обыкновенное человеческое счастье.
– Не знаю, я впечатлительная, – ответила Надя, подумав. – Мне все видится немного со спецэффектами. Не такими масштабными, но каждый раз ветер как-то по-особенному дует, солнце как-то по-особенному светит. Декорации впечатляют. Каждый раз ты уходишь этак спокойно, я в тебе эту Сару Коннор вижу. Ты же как раз сильная женщина и есть.
– Вот на этом я когда-нибудь и подорвусь. На сильных женщинах, на феминитивах, потому что не понимаю. Человек ведь в одном силен, в другом слаб, кого ни возьми. А русский язык – минное поле. Вот слово «оккульттрегер». Во-первых, его не существует в обиходной речи, кто его придумал – неизвестно, но оно мужского рода, хотя мужчин-оккульттрегеров не существует по чисто физиологическим причинам; с другой стороны, у нас само слово «мужчина» имеет явную феминитивную окраску, женское окончание, у нас мужские имена – всякие Сережа, Саша – тоже отчасти свободны от мужского шовинизма, хотя сам шовинизм, конечно, есть, никуда от него пока не деться. Гомункул бывает и девочкой, и мальчиком, но все равно всегда «гомункул». Но тут опять не все просто: то это шовинизм, то вот это шовинизм. Повторюсь: возникнет, не знаю каким образом, муть в виде границы между шовинизмом и не-шовинизмом – и мне конец.
– Нет, ну я даже среди своих с этим сталкиваюсь, – призналась Надя. – Что только для себя живу, намекают. А вообще – да. Все довольно запутанно. Допустим, лазаешь по интернету, на каком-нибудь сайте знакомств порой довольно высокие требования предъявляют что те, что другие, требования на грани ожесточения, что ли, с вычитанием отрицательных черт, которые были у предыдущих партнеров. Будто бывшим мстят, будто если кто из знакомых заглянет на страницу, увидит оглашение приговора.
– Видела, видела, – перебила ее Прасковья. – Но у меня нет таких проблем. Бесплодие имеет свои плюсы, когда истоскуешься по телесному общению, да и вот этот вот своеобразный иммунитет к ЗППП – тоже. Если бы не правила на некоторых площадках, то в открытую бы писала: «На несколько перепихонов». А вот что-то постоянное – тут тяжеловато.
– Как хорошо, что тут в паблике народ оживился и пишет насчет мути, – сказала Надя. – И что здесь темно. А то я сижу вся красная.
– Ну а что? – Прасковья искренне не поняла стыда Нади. – Дело житейское. Где, кстати, на этот раз машинка?
– Минуты четыре ехать, если без сюрпризов на дороге, – ответила Надя, задумчиво полистав экран телефона.
Затем, сделав решительное лицо, тронула машину с места.
Прасковья выдержала минуту легких подпрыгиваний на почти ровной дороге и упрекнула в ответ:
– Я, между прочим, тоже иногда чувствую неловкость от твоих слов, но молчу.
– Это когда же я такое говорю?
– А вот не скажу. Сиди и гадай. Переживай.
– Да что тут гадать, – коротко улыбнулась Надя. – Ты на «сильную женщину» взъелась.
– Гори ты в аду, Наденька, за свою догадливость, – не выдержала Прасковья, потому что Надя угадала с первого раза.
– Буду, – так же мельком улыбнулась Надя.
Будто в ответ на слова об аде впереди в промежутке между домами замелькали отсветы красно-черного зловещего пламени.
– Нам как раз туда! – сверившись с картой, сказала Надя не без любопытства.
Они въехали во двор из четырех пятиэтажных домов. В стороне от детской площадки и стоянки, припаркованная на вытоптанной поляне для выгула собак, стояла и все более и более разгоралась машина ВАЗ-2109. Пламя над ней походило на корону, на балрога. Неподалеку от пожара стоял мужчина в дубленке поверх махрового халата, у левого ботинка которого, и впрямь как собака, располагалась канистра; в руке у него блестел черный мегафон, покрытый красивыми шевелящимися бликами яркого пламени.
– Итс май лайф! Пап-пап! – услышала Прасковья, вылезши наружу. – Люди! Убедительная просьба: не вызывайте ни пожарных, ни полицию, пусть эта херня прогорит! Пускай стоит, не жалко! А если хозяин появится, ебальник ему начистить!
Эти слова, пропущенные сквозь микрофон, удивительным образом обретали что-то вроде официальной силы поздравительной декламации или разрешенного митинга. Невольно оглянувшись вокруг, Прасковья увидела, что люди внимают мужчине с балконов. Рядом с мужчиной стояли другие соседи. Один из них крикнул:
– Вася, ты охренел! Я сам из полиции, что мне вот теперь делать?
– А эту хуйню терпеть третий раз подряд нормально, нет? – ответил Вася не в мегафон. – У меня ребенок! Только уложили!
– У нас тоже! – одобрительно поддержали Васю с балкона. – Вадька, забей, если хватятся, скажем, что подростки подожгли, пускай ищут.
– Вадька, реально, – крикнули откуда-то, – я вообще участковый, но хуй там я скажу, кто это сделал! Фуражка башку жмет, что ли? Успокойся уже! Гори оно, бля, синим пламенем!
Словно в ответ на его слова машина полыхнула особенно ярко. Хлопнула дверь одного из подъездов, в сторону компании стоявших во дворе прошел одетый в форму работника МЧС коренастый мужчина с бутылкой водки в одной руке и пластиковыми стаканчиками в другой. Он с выражением отчетливого целеполагания проскрипел сапогами по снегу и льду, едва не задев плечом Прасковью.
– Ну или так! – рассмеялся гомункул.
Глянув на озорное лицо гомункула, такое милое, родное, радостное, Прасковья подумала: «Господи, как мне будет тебя не хватать. Господи, как мне будет тебя не хватать. Пережить бы».
Но гомункул смотрел туда, где Васе наливали для согрева третий стаканчик вне очереди, и будто и не слышал этой мысли.
Глава 7
Сразу после встречи с Машей, только сев в машину и пристегнувшись, Прасковья развернулась к Наде всем телом и убежденно сказала:
– Совершенно не тянет она на все те ужасы, которыми нам Сережа плешь проел. Вполне
