Дело серенького козлика - Пашка В.
— Нет, признаться, не подумала просто, — улыбнулась Марта, гадая про себя — не сочтет ли ее Волкова дурочкой-идеалисткой. Хотя, наверное, с точки зрения опытной ведьмы, она и есть дурочка-идеалистка.
— Работа у меня такая, — добавила Марта, — служить и защищать.
— Ясно, — ответила Волкова. — Вы же знаете, что порой приходится защищаться от подзащитных?
— Вы меня уговариваете в следующий раз бросить вашу дочь на растоптание? — спросила Марта, которой уже слегка надоела эта странная лекция.
Волкова засмеялась.
— Нет, нет, ни в коем случае, — ответила она. — Моя дочь не кровожадна, полностью контролирует себя. От случайных прохожих скрывается, а в полнолуние уходит подальше в лес.
Марта про себя отметила, что Волкова ни разу не назвала дочь по имени. Наверное, еще одни тайны магии…
— Но вы должны понять, что среди колдунов и колдуний встречаются… — начала Волкова, но Марта перебила.
— Да, я знаю, — сказала она. — Например тот козел. Я пока не уверена, но очень похоже, что он похитил у разных людей целую коллекцию разнообразных мистических вещей. У вас, например, он что взял?
Волкова помолчала. Она стала похожа на старую ведьму, сосредоточенную и опасную. Потом она заговорила.
— Нож, — сказала она. — Инструмент. Просто инструмент.
— У всех просто, — сказала Марта.
Волкова вздохнула.
— Сегодня ночью, — сказала она, — на Воронинском кладбище, в полночь. Я постараюсь собрать всех, кого знаю. Обсудим, поговорим. Я не знаю, зачем можно красть такие вещи, но каждый из магов сидит на своих секретах. И я тоже, госпожа следователь. Я тоже.
Она встала, вздохнула и медленно пошла прочь. Потом остановилась, обернулась.
— Может быть, надо на время забыть о секретности, и рассказать друг другу, у кого что украли. И подумать, зачем.
***
От разговора осталось странное ощущение.
— Волки, — тихонько пробормотала себе под нос Марта. — Волкова… Вульф? Близко, но не то…
Марта медленно шагала обратно в отделение, и ужасно жалела, что нельзя сесть за руль и сделать круг вокруг города. На скорости и мысли бежали бодрее, а сейчас в голове была лишь каша и путаница.
Надо было как-то рассортировать полученные знания, нащупать между ними связи.
— Во-первых, — сказала Марта вполголоса сама себе, — во-первых, какие они, наши потерпевшие…
Для внутреннего взора все они были разные.
Мирослав звучал — барабанами в джунглях и скрипками в темном зале. Гитарами, волынками, трубами — он был музыкой.
Коростень — пах грибами, травами и землей. И крупным хищным зверем.
Николаев был театром теней на черной стене — страшная, но бессильная темнота, тень среди теней, отброшенная чьими-то могущественными руками.
Ильин был водой. Маленьким водоемом, в котором поднялась муть, но сейчас оседала, и над зеркалом воды плясали стрекозы.
А Волкова? Эта была ледяным ветром среди камней. Пожалуй, она была опаснее Коростеня, сильнее Николаева. Уж точно, могущественнее бедной девочки Белкиной.
И она была другом, в том зыбком смысле, в каком могут быть друзьями совершенно незнакомые люди.
— Во-вторых, — продолжила Марта и прошла мимо крыльца отделения. Ноги сами несли ее на стоянку. В самом деле, почему нельзя за руль? — Во-вторых, что у них украли.
Тут все было понятно — у каждого взяли почти не волшебную вещь, которая, тем не менее, была очень важна для хозяина. Личную вещь.
— Для чего? — спросила Марта у руля своей машины. Машина тихо заурчала и покатилась со стоянки.
— Ритуал, — ответила Марта сама себе. — Чтобы всех связать, воедино сковать… домыслы, но похоже ведь?
Она перестроилась в середину дороги и прибавила скорость.
— Ерунда, — сказала она вслух. — Слишком много неизвестного. Ритуал может быть таким, может этаким, а может вовсе не тем. Тут я не угадаю, даже если глаза вытекут от напряжения.
“Впрочем, — тут же подумала она, — я не смотрю глазами, я смотрю чем-то внутри… глаза не должны болеть… Вместо них болит голова, так, словно вот-вот лопнет.”
Дорога ложилась под колеса, но настоящей скорости набрать не получалось — слишком много было вокруг машин, слишком много поворотов, перестроек из ряда в ряд, больших и малых ям…
— Ерунда, — сказала Марта вслух, — неважно, для чего. Важно — кто. А это мы примерно уже знаем.
Вспомнился урод с козлиными рогами, и тут же Марта глянула на дверь своей машины. Пожалуй, позор так ездить… надо порадовать жестянщиков… Козел подкинул им работы…
Марта снова перестроилась, приготовилась поворачивать — у поездки появилась цель. Надо было доехать до сервиса, хоть немного выровнять дверь.
— Он не пытался убивать ни Мирослава, ни Ильина, — продолжила рассуждать Марта, — только Белкину. И убивал-то как… глупо, ненадежно, зато никто ничего не докажет.
Марта прикинула, как будет докладывать Кириллычу: “Подозреваемый пытался убить потерпевшую — с помощью гипноза он заставил ее принять лишние таблетки…” И после этого она сама едет принимать аналогичные таблетки.
Пожалуй, права Волкова — нет смысла колдунам слишком скрывать свои дела. Инерция мышления, многочисленные шарлатаны, ненадежность самой магии отлично маскируют колдовство под безумие.
Марта вспомнила радостную улыбку Белкиной, ее почти непрерывный щебет, манеру говорить, перескакивая с темы на тему… Магия и безумие. Безумие и магия…
— Интересно, это магия свела Белкину с ума, или безумие открыло ей путь к магии? — пробормотала она вслух, но тут же отбросила эту мысль. Что толку рассуждать о том, что ни проверить, ни применить?..
— Однако, убить-то он ее пытался, — сказала Марта вслух, — а значит, наш следующий шаг — внимательный допрос Белкиной. И охрана. И надо как-то выкроить время для ночной поездки на кладбище — стоит познакомиться с подозреваемыми. И возможными потерпевшими. А ведь есть еще Черный Человек! То ли помогает, то ли просто рядом стоит, и надо бы узнать, что это за тип…
Она въехала в ворота автосервиса.
Здесь ее уже знали — к сожалению, любовь к быстрой езде приводит к близкому знакомству с мастерами в автосервисе.
— Неслабо это в вас кто-то въехал, — дядя Витя прицокнул, разглядывая вмятину, а Марта вспомнила, как козлище чуть не перевернул машину и неопределенно хмыкнула.
— Дядя Витя, я спешу, — сказала она, — можно мне будет машину сегодня вечером забрать уже?
— Вы, Марта Федоровна, вечно “дядя