Гризельда - Ева Финова
Ещё сильнее верховному хотелось заманить детектива на арену и испытать его силы на прочность.
«Уж эта жертва точно умилостивит нашего бога и принесёт мне выздоровление, – пронеслась мысль в его голове. – Вот только как это сделать? Выкрасть дочь? Бессмысленно, несмотря на его недюжинную силу. Умственные способности Боула оставляют желать лучшего. Это подмечали не только его коллеги, но и те преступники, которые сталкивались с кулаками знаменитой звезды полицейского участка. Боул катастрофически не умел задавать правильные вопросы, полагаясь лишь на интуицию. Да и его мыслительный процесс был труднопредсказуем, что неоднократно ставило меня в тупик».
Верховный цыкнул, чем невольно привлёк к себе внимание одного из приближённых чемпионов.
– Кто-то вызвал вашу немилость, Дор Моам Баал?
– И да и нет, – ответил тот.
Не услышав приказа разобраться с кем-то, чемпион отстал и снова уставился на бой, подходящий к концу. Истекающий кровью противник фанатика тяжело дышал. Его безумный взгляд источал осязаемый страх, вызывая в толпе смешанные чувства жалости и возбуждения.
Как и было задумано изначально, местным отбросам общества полагалось поскорее расстаться с деньгами возле окошек тотализатора перед началом боя, а после этого сидеть прямо на бетонных холодных ступеньках, дожидаясь смерти одного из участников. Любителей острых ощущений это место притягивало словно магнитом, а азартных игроков привлекала мысль сорвать куш. Общий банк выигрыша составлял уже более трёх лардов долговых бумаг, что в пересчёте на золотой эквивалент означало тридцать сундуков золотых слитков и монет.
Предсмертный всхлип побеждённого заставил толпу умолкнуть, чтобы в мельчайших подробностях запомнить, каково это – умирать. Каково терять всякое желание жить, каково убивать. Многие из благополучных зрителей, сидящих на взятых в аренду подушках, медленно закрыли глаза, желая почувствовать колебания энергетического фона, означающие исход души и освобождение нового, необременённого телом, источника сил. Перед тем как человеческая энергия полностью рассредоточится по окружающей среде и растворится в пространстве, пройдут доли секунды, позволяющие осуществить её захват. Но не в этот раз. Сейчас, едва соперник фанатика, мускулистый мужик, закрыл глаза после долгого локтевого удушения, верховный поднялся на ноги и затянул знакомую всем здесь присутствующим молитву Моам Баалу:
– Важим боржиии хие!
Фанатики в миг подскочили со скамеек и все как один устремили взоры к умершему.
– Якнош хатуи хиа, ан ямсатори куа! Амогооши иннок! Амогооши инноку! – слюна брызгала из уродливого рта главного фанатика Фено. – Баал Моам! Баал Моам! Баал Моам инноку!
Замотанные в красные тряпки послушники Баала вторили говорящему, бормоча себе под нос молитву Кровавому богу. Немногие из присутствующих позволили себе скривиться из-за неприятного ощущения, будто в душу закрадывается гниль, готовая полностью пожрать сознание и сделать из разумного человека послушную марионетку. Оцепенение царило на арене и вне её.
И уж тем более мало кто ощущал слабую агонию, вызванную бесстыдным отъёмом жизненных сил всех присутствующих, благодаря магическому заклинанию, пропетому на чужом моамбальском языке.
Дело в том, что никто попросту не понимал, что же в самом деле происходит, в то время как гнойные язвы верховного, вызванные страшнейшим недугом, медленно затягивались, перестав кровоточить. Однако впитанная верховным энергия оказалась недостаточной для того, чтобы крупные раны затянулись полностью и заросли молодым кожным покровом. Увы. Его тело превратилось в дырявое сито, охотно пропускающее наружу жизненную энергию с устрашающей скоростью. Сила его души ослабевала, постепенно теряя контроль над телом, и он это чувствовал, отчего безмолвно бесился, ощущая, что неизбежный конец близок.
Но жажда жизни его была настолько высока, что он готов был на любые действия, лишь бы продлить своё существование, неважно какой ценой, окажись жертвой другой человек или даже десяток. Верховный представитель самого Моам Баала однажды воочию увидел своего бога, за что и поплатился. Ведь соприкосновение со столь злобной материей, витавшей в воздухе вокруг Кровавого бога, вызывало необратимый процесс, гниение души, называемое в простонародье проказой.
Мало кто знал, почему она возникала у того или иного. Дор Моам Баал стал одним из тех, кто ведал, но поделать с этим ничего не мог. По крайней мере, он был в этом искренне уверен.
Окончив подпитку жизненными силами через молитву, верховный вновь обратил свой взор к настырной наёмнице по имени Джинджер. Она интересовала его сверх меры, потому что ещё до начала, так сказать, удушения несчастного, сделала охранный знак, закрывая свою душу от внешнего мира. Она словно знала, что произойдёт дальше, и этим интриговала ещё больше. Неужели она шпионка на службе полицейского участка? Или же…
– Джин, подойди, – прогудел на всю арену голос верховного.
Толпа расступилась, будто знала, о ком речь. Это нравилось моамбальцу больше всего. Все всех знали. И если вдруг появлялась странная неизвестная личность, то долго она здесь не задерживалась. Фанатики вызывали незнакомца на бой, или же его обдирали как липку на тотализаторе, и невезучий спешил убраться подальше, позабыв об этом месте, как о страшном сне.
– Дор. – Джинджер приблизилась, став прямо перед ним на первой ступеньке лестницы. – Что вы хотели?
Верховный скривился.
– Как продвигается убийство звезды?
– Своим ходом. – Опытная наёмница с сексуальной фигуркой, ныне спрятанной под плащом, сохранила лицо бесстрастным. – Я подбираю стратегию.
Сидящие на скамьях фанатики хмыкнули. Некоторые из них заиграли бугрящимися мышцами на плечах.
– Мочить его надо, застать врасплох, ножичком под рёбра и готово, – прохрипел какой-то из умников, сидящий на ступеньке арены.
– Ты! – Верховный указал пальцем в толпу. – Ты готов ткнуть его ножичком?
– Я? – Худощавый могильщик сплюнул под ноги. – Я нет. Но моя нежить с радостью.
– Я тоже! – Толстяк поднялся со своего места, хрустя костями. – Мои детки, – он кивнул стоящим за его спиной низеньким куклам, – смогут с ним справиться, но за определённый куш. – Выставив вперёд свою мясистую пятерню, он характерно потёр пальцы друг об друга в знакомом всем жесте «Деньги
