Великий и Ужасный-3 - Евгений Адгурович Капба
— Дома остались!
— Но так-то ты дурак, — сообщил мне Алёша. — Тебя в первом же земском городе местные братки убьют. Не любят вашего брата люди. Ты если так сильно прокатиться хочешь — лучше с трактов не съезжай.
— Придется, — пожал плечами я.
— Ну, тогда царствие тебе небесное! — и размашисто меня перекрестил, идиота кусок.
— Тьфу на тебя, Алёшенька. Приеду — плюну тебе в кофе, — отмахнулся я.
— Давай, до свидания! — ухмыльнулся Алёшенька и нажал на кнопку, активируя моторы ворот.
Стальная плита отъехала в сторону, и я покинул Маяк. Тут-то и закончилось мое ощущение уверенности за рулем.
Езда по южным городам — удовольствие ниже среднего, если честно. Водители тут ведут себя как настоящие придурки: орут, сигналят, плюют на знаки и разметку и в грош не ставят пешеходов и других водителей. Так что я был рад, что борта моего фудтрака — бронированные, а каркас и вовсе сварен из гномского железа. Да и обычно высунутой в окно урукской рожи хватало для того, чтобы у лихих джигитов, матерящих мой шушпанцер за громоздкость и медлительность, отпала охота продолжать диалог. Как же я завидовал Роксане, которая могла взять — и поднять свой электрокар в воздух!
Но приходилось рычать и ворчать, пока я вел машину по улицам Сан-Себастьяна, и вертеть головой во все стороны, и ориентироваться по зеркалам. Никакого модного автопилота у меня не имелось — кто бы его мне установил, в Хтони-то? Одно радовало: ни прав, ни техосмотра тут в принципе как идеи существовало. Устроил ДТП? Ну, отвечай по закону. Поломка машины создала препятствие для движения? Ну, плати неустойку… Убился? Идиот!
Так что девятнадцатилетний урук за рулем самопального фургона неизвестной модели никого не смущал. Пара постовых полицейских даже помахали мне, а один — оттопырил большой палец, выражая одобрение. Может, я их кофе поил, а может, они видосы в Сети смотрели? Я им тоже помахал, на всякий случай.
Чем дальше я отъезжал от центра Нового Города, тем свободнее становилось. Дорога постепенно поднималась в гору, вокруг уже виднелись огромные эвкалипты и лиственницы, дома приобретали характерную для Кавказа архитектуру: каменные, двухэтажные, с наружной лестницей, навесом, посреди обширного участка с плодовыми деревьями. Там и тут у магазинчиков и кафешек можно было увидеть столики с местным народом: нарды, шахматы, домино, кофе и вино — вот за чем коротали полуденное время мужчины. Нет, лентяями они не были. Просыпались просто рано, делали дела на участке, а когда подступал дневной зной — прохлаждались. Ну да, они жили за счет сдачи комнат курортникам и продажи субтропических фруктов, и могли даже не устраиваться на официальную работу, но покажите мне того, кто не хотел бы жить так же? Кроме меня. Я бы не хотел, по крайней мере — ближайшие лет десять!
У меня свербело в одном месте, душа жаждала приключений! Я включил музыку, какой-то местный аналог блюз-рока, и от души постукивал по рулю ладонями в такт воплям энергичной певички, которая верещала что-то на неизвестном языке. Чувство предвкушения большого путешествия, отрыва от ставших привычными за эти полгода мест и личностей переполняли меня, хотелось втопить педаль в пол и гнать те самые сто пятьдесят, чтобы стрелка спидометра не знала, куда ей двигаться дальше, но… Но серпантин такой хрени не прощает, а потому я ехал демократичные восемьдесят, любуясь горными красотами и потрясающим видом на море, который открывался время от времени.
Самый опасный участок дороги местные называли "Змеиный Язык" — он извивался по склону горы, заставляя здешних водителей материться, а пассажиров — блевать. Я тоже матерился, снизив скорость до минимума и крутя руль туда и сюда со страшной силой, и проклиная свою самоуверенность. Щас, мол, без опыта вождения на конкретной машине в неизвестных условиях альтернативного мира я сяду — и доеду от Сан-Себастьяна до Байкала! Идиота кусок! Надо было хоть дня три по Проспекту погонять, по проулкам всяким, понять, на что способен я, и на что — фургон!
— Твою ма-а-ать! — прямо на одном из поворотов чуть ли не под колеса кинулся длинноволосый высокий парень с огромным плакатом "Na Karasun". — Псина ненормальная!
Но притормозить — притормозил, благо — машин видно не было. Парень радостно засверкав голубыми глазами и, размахивая во все стороны своей шикарной каштановой шевелюрой, сначала метнулся за вещами, а потом — к фургону.
— Подвезете?… — радостно спросил он, а потом, кажется, слегка потух, увидев за рулем урука. — Э-э-э-э…
— Садись, суицидник, — осклабился я. — Не буду я тебя есть, ты не в моем вкусе. И запихивай свои манатки вон туда, за сидения. Это что у тебя — гитара? Музыкант, что ли?
— Ага! Еду в Карасун на фестиваль! — закивал он, оправившись от первого впечатления.
Что-то неуловимо знакомое было во всем его облике, в оживленной манере говорить, в голубых этих глазах… Каштановые длинные волосы здорово сбивали с толку — может, я бы и узнал его, а может быть, и нет. Скорее всего, он был похож на кого-то из моих друзей-товарищей из прошлой жизни, с кем вместе гоняли автостопом по необъятной родине. Или на меня самого, образца университетского курса эдак третьего? Черт его знает…
Парень хлопнул дверью и принялся устраиваться на сидении. Я утопил педаль в пол, машина тронулась с места — и тут же нас обогнали вопящие из окон джигиты на каком-то невероятно зеленом седане. Они сигналили и орали, намекая на то, что мои навыки вождения не выдерживают никакой критики, и в целом были правы.
— Меня Бабай зовут, — я протянул руку для рукопожатия, когда лихачи скрылись за поворотом.
— Демьян! — настороженно кивнул музыкант. — Будем знакомы.
— Будем. Как с этого конченого Змеиного Языка выедем — побеседуем, — соблюдя правила вежливости, буркнул я и набычился над рулем.
— Давно фудтрак водите? — спросил музыкант.
Сказал же — потом! Вот ведь… Пришлось отвечать:
— Сорок минут примерно.
— А… Ага! — и полез пристегиваться.
Вряд ли это его спасет, на здешних-то дорогах. С одной стороны — отвесная скала, с другой — пропасть, на самой дороге — коровы, которым вообще насрать на то, что тут как бы машины ездить должны. Лежат, копытные, жуют жвачку!
Опасный участок я проехал минут за двадцать, хотя местные его пролетают за
