Таинственные расследования Салли Локхарт. Тигр в колодце. Оловянная принцесса - Филип Пулман
Свет, просачивавшийся в окно, был унылым и серым, и его чувство времени подсказывало, что сейчас было, вероятно, около десяти часов утра. Что касается чувства места, оно ничего определенного ему не говорило: судя по каменным стенам, это мог быть замок, но также и любая другая тюрьма.
Джим еще раз пнул ногой дверь, сдвинул в сторону обломки кровати и сел на пол.
– Думай, думай! – приказал он себе. – На что тебе голова?
Если он не может добраться до окна, не может процарапать дырку в стене или в каменном полу, остается только дверь. В конце концов, ее же открывали, чтобы впихнуть его сюда, значит, когда-нибудь должны будут открыть снова.
Он встал и решил исследовать ее поближе. Дверь была сделана из тяжелого старого дуба, с внутренней стороны на ней не было ни ручки, ни замочной скважины. Зато на уровне глаз имелся прямоугольный вырез шириной с ладонь – глазок, или иудино оконце, забранное изнутри стальной сеткой, а снаружи деревянной заслонкой. Толщина двери была около восьми сантиметров – это серьезно!
Заслонка была закрыта. Он не мог достать до нее пальцем, но, повозившись несколько минут, он выломал себе из обломков кровати длинную и крепкую щепку.
Просунув ее сквозь железную сетку, Джим сумел, поцарапав заслонку по поверхности, сдвинуть ее чуть-чуть в сторону, а потом, просунув в щель конец щепки, полностью отжать ее в сторону.
Вид, который открылся ему, не был особенно живописным: мрачный каменный коридор, освещенный маленьким окошком в дальнем углу – конечно, тоже забранным решеткой. Коридор был пуст, но в него выходили двери других камер, и все эти двери были открыты.
Значит, он был здесь единственным узником. Возможно, это ему полезно знать. Он посмотрел на замки других дверей: тяжелые висячие калачи, продетые в железные скобы. Средневековая рухлядь, пренебрежительно подумал он; если бы перед ним был такой замок, он открыл бы его в считаные секунды любым куском проволоки. Если бы замок был перед ним. И если бы у него была проволока. Он снова задвинул иудино оконце, чтобы охранник не догадался, что он может его открыть; маленькое, единственное, но все-таки достижение.
Постукивая ногтем по переднему зубу, Джим посмотрел по сторонам: не проглядел ли он чего-нибудь? Вроде бы нет. Он обшарил карманы, но в них, за исключением носового платка, ничего не было: складной нож и отмычку они, естественно, вытащили. Снова пустышка! «Теперь займемся одеждой: ботинки, ремень, рубашка, пиджак, свитер…»
Свитер, который связала Салли! В голове его забрезжила некая мысль. Он невольно улыбнулся; значит, усилия, которые она в него вложила, оказались не напрасны…
Тихо посвистывая сквозь зубы, он снял тяжелый синий свитер и сел распускать его на нитки.
Дверь комендантских покоев закрылась за Бекки и Аделаидой, и они услышали, как ключ повернулся в замке.
– Итак, мы узницы, – подытожила Бекки. – Да тут холодно. Просто зябко, я бы сказала. Знаешь ли ты, что мой отец был узником в этом замке… мне только что это пришло на ум. Он умер…
Слезы явились неожиданно и застали ее врасплох – она плакала не по себе, а по отцу, которого она едва помнила, погибшему от тифа в этом самом здании. Она бы смогла продолжить его дело, его борьбу за демократию, но все рухнуло, и это было несправедливо, это было жестоко…
Аделаида, хмурясь, мерила шагами потертый ковер перед холодным и замызганным камином.
В замке не было коменданта уже сто лет, с тех самых пор, как он был построен, и в этой комнате, вероятно, никто никогда не жил. Аделаида не обратила ни малейшего внимания на слезы Бекки, и через минуту-другую та перестала всхлипывать, вытерла глаза и судорожно вздохнула.
– Все в порядке, – сказала она. – Поплакала, и хватит. Больше этого не будет. Хотела бы я знать, принесут они нам позавтракать или нет? Может быть, позвонить в колокольчик?
Над камином висел шнур от колокольчика, старая веревка, оканчивавшаяся кистью из выцветшего бархата. Аделаида ухватилась за нее и яростно дернула, отчего веревка неожиданно оборвалась, обрушив за собой с потолка целый пласт штукатурки, но зато в коридоре явственно раздался звон колокольчика.
– Полезная вещь, – сказала Аделаида, указывая на веревку. – Можно повеситься по очереди. Чур я первая. Ты слишком толстая, еще оборвешь мне веревку…
Дверь открылась, на пороге появился капитан.
– Капитан, знаете ли вы, что кто-то попытался отравить нас сегодня утром?
Тот растерянно поморгал, пожал плечами и покачал головой.
– И что, как следствие, мы сегодня ничего не пили и не ели?
– Я… я могу распорядиться, чтобы вам что-нибудь принесли.
– Распорядитесь не мешкая.
Он собрался учтиво поклониться, но спохватился и, ограничившись кивком, щелкнул каблуками и вышел. Ключ снова повернулся в замке.
– Гм-м, – пробормотала Аделаида и осторожно присела на край ветхого кресла, предварительно смахнув с него пыль. – Если они зашли так далеко, что решились арестовать нас, я думаю, план Джима едва ли сработает. Надеюсь, что с ним ничего не случилось.
У Бекки даже в животе похолодело от страха. До этого мгновения она и не представляла, до какой степени ее оптимизм зависел от уверенности, что Джим им поможет.
– Конечно, с ним все в порядке, – подтвердила она не совсем уверенно.
– Бедный Уголек… Хотела бы я знать, кто будет следующий? Хорошо бы, чтобы это было быстро. Не возражаю против пули. Но почему-то не хочется, чтоб мне отрубили голову…
– Прекрати! – потребовала Бекки. – Не говори глупостей. Ты не возражаешь против пули? Нет уж, изволь возражать! И не вздумай отрекаться от престола. Они не имеют никакого права вытворять то, что они вытворяют. Сейчас наша задача – понять, каков будет их следующий шаг и что нам сделать в ответ.
Глаза Аделаиды надменно сверкнули. Она уже привыкла быть королевой, и в таком тоне с ней давно никто не разговаривал. Но сейчас было не до этикета.
– Хорошо, – кивнула она. – Значит, так. Им все равно не обойтись без какого-нибудь правителя. Нужно же кому-то подписывать бумаги, ратифицировать законы и так далее… И нести флаг – быть Адлертрегером. Ведь в этом источник власти, так?
Бекки внимательно слушала ее.
– То есть ты думаешь, что они собираются снять флаг со скалы и вручить его Леопольду, чтобы он принес его обратно? Для этого он им и нужен?
– Ну да… Они явно надеялись, что я скоренько заглотаю их завтрак и откину тапочки, как Уголек. Тогда они могли бы сказать: «Ах, какая жалость! Посмотрите, королева-то окочурилась!» – и устроили бы мне шикарные похороны, на которых бы все обрыдались. И они сами могли в сторонке комкать платочек с невинным видом. А потом притащили бы этого олуха Леопольда и заставили бы его делать, что им надо.
– Если
