Искала я милого моего - Марта Кетро
Со временем у Эмилии выкристаллизовались собственные правила жизни, частью основанные на уроках отца и Мадины, частью на собственном опыте. Например, она считала, что её прекрасный умный папа был кое в чём не прав: нельзя быть исполнителем чужих планов. Рано или поздно исполнителей всегда убивают, даже если ты курица, несущая золотые яйца. Вдруг перестанешь нестись, узнаешь лишнего или кто-то просто захочет бульона, но шею однажды свернут. Поэтому Эмилия работала лишь на себя, разве только в юности соглашалась служить какому-нибудь господину, чтобы подобраться поближе ради собственных целей.
Другой важный принцип заключался в том, чтобы не позволять себя бить. Последней из тех, кто поколотил её и выжил, была Мадина – по крайней мере, Эмилия надеялась, что та жива, ведь дрались они на тренировках, мстить не за что. С остальными она была настолько сурова, что не любила даже жёсткий секс. Неосторожный кавалер, который попытался в постели играючи хлопнуть её по щеке, мгновенно получил прямой удар в челюсть – тело среагировало раньше, чем Эмилия успела сообразить. Жаль, конечно, упущенных эротических впечатлений, но руку лучше не сбивать. Она точно знала, что репутацией рисковать нельзя. Если мир таинственным образом узнает, что тебя можно бить, он своего не упустит.
Третий принцип состоял в том, чтобы никогда не есть на ходу. Никакого рационального объяснения для него не было, но в глубине души Эмилия считала, что это правило делает из неё леди. После всего, что произошло и ещё произойдёт в её жизни, хоть в чём-то она должна остаться приличной женщиной.
В полдень Эмилия спустилась в мастерскую. О небольшой отцовской лаборатории она теперь вспоминала с нежностью – у неё-то был огромный подвал, разделённый на несколько помещений, и в каждом из них она прибирала сама. Эту обязанность нельзя доверить даже Эльфриде, которая уже много лет управляла домом и отчасти жизнью Эмилии. Пусть у неё мёртвая хватка и железный характер, не слабеющий с годами, но есть вещи, которые невозможно разделить даже с самыми надёжными людьми, хотя бы ради их же безопасности.
Сегодня Эмилия не собиралась работать с ядами или кислотами, ей предстояла подзарядка домашних кристаллов. Люди неодарённые, к которым она принадлежала, нанимали для этих целей магов и платили им хорошие деньги, но у Эмилии были свои методы. Правда, это немного нарушало закон об энергопользовании, но ей-то можно.
Комната, которую она отперла, размерами скорее напоминала зал – мощная лампа под высоким потолком освещала изрядную часть пространства, но углы всё равно оставались в тени. Несколько полок на стенах и больше ничего лишнего, тихо, как в склепе, но тепло и сухо – система вентиляции и обогрева этих подземелий стоила ей целое состояние, даже несмотря на дармовую энергию. Каменный пол испещрён набросками самых разных схем. Сверяясь со шпаргалкой, Эмилия выбрала нужную и принялась дорисовывать линии. В основе лежала обычная пентаграмма, но для каждой задачи требовалось добавлять и удалять различные линии и символы. Когда закончила, ссыпала в центр кристаллы, которые нуждались в обновлении, и разложила в каждый из лучей несколько кусочков сырого мяса. Снова поднялась наверх и постучала вилкой по краю жестяной миски. Некоторое время ничего не происходило, а потом отовсюду начали появляться её кошки. Они не слишком спешили, но шли целеустремлённо, одна за другой входили в зал и рассаживались внутри схемы – Александрин, Мицуко, Фелисити, Васья. Последней в дверь скользнула серая тень Гамлета и заняла своё место. Эмилия расставила свечи в вершинах пентаграммы, зажгла, отошла в сторону и выключила лампу. Она наблюдала, как животные едят, а потом степенно замирают, будто маленькие деревянные статуи, меловые линии наполняются сиянием и шерсть кошек слегка искрит. Постепенно кристаллы в центре звезды начали оживать, отливая золотым и розовым, а темнота вокруг, наоборот, сгустилась, будто из неё высосали последние капли света. Через двадцать минут сеанс закончился, Эмилия поняла это по исчезновению какого-то неуловимого звука, то ли гудения, то ли шипения – она вроде бы ничего не слышала, но, когда он угас, наступившая тишина стала очевидна. Кошки одна за другой поднялись, потягиваясь и отряхиваясь. Теперь будут вылизываться не меньше часа, как всегда в таких случаях. Всё же более удачных проводников ещё не придумали, ни живые медиумы, ни какие-либо химические элементы не справляются с задачей так легко и безвредно для себя, как домашние коты. Не все подряд и не с каждым хозяином – специалистов, умеющих с ними взаимодействовать, насчитывались единицы, и само это знание тщательно оберегалось. Возможность за короткий срок зарядить кристаллы на сотню часов работы могла совершенно обесценить энергию, не говоря о возможности продлевать жизнь и поддерживать молодость. Когда бы мир знал, кошки бы стали на вес золота, а пока они просто необычайно привлекательны для людей. Смотреть на них приятно, а присутствие утешительно – вот и всё, что о них знает большинство.
Эмилия взяла веник и размела несколько линий. Легкомысленные ученики часто оставляли закрытые схемы и уходили, а потом пожинали удивительные плоды своего разгильдяйства – раз в год и палка стреляет, и пустой контур активируется. Поэтому у Эмилии было железное правило всегда прибирать за собой. Папа бы ею гордился.
А вот Эльфрида вечно ворчала, ведь на обычный домашний уклад это правило не распространялось.
Во второй половине дня её ожидало по-настоящему важное дело – прогулка по модным магазинам ради пополнения гардероба. Из-за утраты интереса к нарядам она тоже изрядно беспокоилась, ведь любой человек испытывает радостное, почти сексуальное воодушевление, когда видит нечто привлекательное для себя во множестве, будь то библиофил в книжной лавке, сладкоежка в кондитерской, воин в оружейной мастерской, химик в идеальной лаборатории или владелец банковской ячейки, полной золота, – ощущения их во многом сродни восторгам юноши, явившегося в бордель. И ей бы следовало волноваться при виде каталогов от модистки, ювелира и обувщика, ведь частью своей души она оставалась простодушной женщиной, любящей вкусную еду, больших мужчин и красивые вещи. Но всё чаще при мыслях о покупках её охватывала та томительная лень, которую постаревшие ловеласы выдают за мудрость: опять охотиться, тратить время, силы, деньги – ради чего? Гордость обладания, несколько минут удовольствия, а после досадливое раздражение от необходимости что-то делать с использованной вещью. Не лучше ли сидеть в тени цветущей жакаранды со стаканчиком вина и снисходительно поглядывать на тех, кто ещё не утратил вкус к подобным развлечениям? В самодовольного импотента она не желала превращаться
