Опасные манипуляции 2 - Роман Феликсович Путилов
Сучка зашла сзади, но вместо того, чтобы хладнокровно ударить меня крюком по затылку, не отказала себе в удовольствии пнуть меня. Я опять взмахнул ножом перед собой, второй рукой потянувшись к спасительному снегу. Залитым жгучими слезами лицом я почувствовал что-то влажное и плохо пахнущее, попытался отшатнуться, но сильный толчок в спину заставил меня шагнуть вперед. Нога провалилась в пустоту, и я полетел вниз, зацепившись подбородком за что-то твердое. От боли в ломаемой нижней челюсти я почти потерял сознание, смутно осознав, что вишу в темноте, на судорожно сжимающей край люка левой руке. Я понял, что еще жив, разжал пальцы правой руки, сбрасывая нож в пустоту колодца, потянулся второй рукой к краю люка, к светлому небу, к жизни…
Тяжелая подошва сапога расплющила пальцы левой руки о грань чугунного люка, они разжались.
Летел вниз я не долго, даже не успел закричать. Но упал очень не удачно, основанием черепа на торчащие болты арматуры. Еще минуту я жил, бездумно смотря на светлый круг над головой. Потом все погасло. Я не знаю, умер я или горловину колодца закрыли чугунным люком.
Глава восьмая
Ищут пожарные, ищет милиция
Мои пальцы нежно перебирали черные короткие волосы. После веселой возни, мой партнер по игре громко сопел и закатывал глаза от удовольствия. Его левая задняя лапа периодически подергивалась, начиная скрести когтями по паркету. Арес блаженствовал, единственный из присутствующих в комнате.
Мама и бабушка сидели напротив меня, и, кажется, находились в предобморочном состоянии.
Я рассказала им все. Почти все. Обстоятельства ранения Ареса остались в прежней версии, о моей поездке в рабочий поселок не стоило знать никому. Относительно поездки в метро, я решила придерживаться официальной версии — заявления о нападении на меня я не подавала, с точки зрения закона никакого нападения не было. А то, что в одном вагоне со мной сотрудники милиции задержали какого-то подозрительного типа, мне об этом не было ничего известно, точка.
Того, что я сказала, было более чем достаточно.
— Дочь, так может быть, ты откажешься от наследства? Пойдешь к нотариусу, напишешь заявление, и все, к тебе претензий не будет.
— Мама, я обещала позаботится о Иване. Если я откажусь от наследства, то через полгода, после оформления наследства и срочной продажи квартир, его убьют и все.
— Люда, я Ивана совсем не знаю. Ты особо тоже, да и по твоим словам, он человек пропащий и нехороший. Так зачем тебе все это нужно…
— Мам, не начинай снова. Отказом я дело не решу. Ну вот, представь, я завтра приду к нотариусу, напишу отказ от принятия наследства, от всего имущества, а в последний день срока приду снова и скажу — а я передумала, имею право. То есть, после такого финта, мне надо будет пережить только одну ночь, чтобы стать единственной наследницей. Ты считаешь, что те, кто решил прибрать эти квартиры, столько сил и денег потратил, они этого не знают? Они в этих вопросах разбираются лучше нас с тобой. Зачем им рисковать, ждать, как я поступлю? Сунут какому-нибудь наркоману на пару доз, и он меня в подъезде и зарежет. Мама, извини, не плачь, я передергиваю. А ты, бабуля, что молчишь?
— А что я? Вы молодые, грамотные, образованные, лучше меня все знаете.
— Спасибо, бабуля, за совет.
— А ты не дергайся, что сейчас уже дергаться? Все уже сделано, обратно мясо в мясорубке не провернешь. Возьмешь отпуск в институте, или как он называется, уедешь в деревню, там тебя никто не найдет.
— А вот это уже интересно. Наверное, на самый крайний случай, можно и в деревню. Тем более, ни так много времени осталась. Чуть больше пяти месяцев.
Мама снова стала плакать.
Я немного подумала и подвела итог:
— Я переезжаю к Паше с Соней. Поживу пока у них, с ними я договорилась. Вы обо мне ни с кем не разговариваете, с Соней по телефону меня не упоминайте. А лучше вообще всем, и даже между собой, говорите, что я уехала в Томск или Тюмень. Ну, короче, уехала. Кстати, вы дома очень громко разговариваете, если встать под окна, то все слышно, я проверяла. Поэтому, еще раз заклинаю, не говорите где я, даже между собой. Я вам буду сама звонить, типа из Томска.
Посидев еще немного, и не придумав ничего ценного, мои родные стали собираться. Я стояла на пороге комнаты, смотрела, на одевающих пуховики самых дорогих для меня людей и грустила, что маловата у нас семья. Нам бы еще какого-нибудь Джеки Чана или Бельмондо. Я бы строила коварные планы, а он бы выбивал ногой двери, ломал бы сопротивление коленом или огромным хромированным пистолетом, а потом бы мы на кабриолете уходили от погони.
Отец конечно у меня мужик жесткий, но не потянет на эту роль. Во-первых, он на меня обижен, что я поддержала маму при их разводе. А во-вторых, уходить от погони мы с ним сможем только на электровозе. А этого бандиты и черные риелторы не поймут, со смеху умрут.
Опять, делать все самой, все самой.
Я позвонила по телефону, ответил мужской голос:
— Сидоров у аппарата.
— Здравствуйте, Саша. Это Сомова беспокоит, я могу к вам подойти?
— Здравствуйте, я сегодня дежурю, поэтому в любой момент могу уехать на вызов.
— Спасибо, я поняла.
В бесконечном коридоре Дорожного РОВД, самая большая толпа народу была у кабинета Сидорова, который был, конечно, заперт. Люди, толпившиеся у двери, недобро посмотрели на меня. Женщина, выставившая перед собой, как щит, хозяйственную сумку с разрезанным боком, сказала:
— За мной будете.
Поподпирав стенку минут пять, я заскучала, и стала внимательно осматривать своих собратьев по несчастью.
Меня привлекли одинаковые бланки в руках у двух солидных мужчин средних лет. На бланках были изображены силуэты голов, формы носа, глаз, различные прически.
— Простите, а что у вас за бланки?
— Заявление о без вести пропавшем — тусклым голосом пробормотал один из мужчин.
— А где их
