Враг из прошлого тысячелетия - Андрей Еслер
— Я понял вас, отец Мир, — ответил мужчина, сгорбившись, маскируя свою слабость под жест прощания. Он поцеловал руку отцу Миру, сановникам его ранга полагался такой жест. В то время, как равные пожимали руку. Священник тихо пошаркал проч, под пристальным взглядом епископа.
Мужчина завернул за угол и скрылся из виду. После чего расправил плечи и уже пошёл куда увереннее. Выйдя во двор, он пересёк его в свете последних лучей солнца, скрываясь в помещении принадлежавшем братьям во свете.
На первом этаже у славных паладинов была таверна, десяток столов с лавками и приличная кухня. Борцы с демонами ели и пили, раздавался весёлый гомон.
Присев за одним из столов, святой отец заказал еду, наблюдая, как остальные уходят в омуты опьянения, разменивая разум на беспамятство.
Сильно за полночь святой отец едва не заклевал, когда все разошлись. Он скользнул до ветра и по дороге к смердящему пристрою открыл дверь, где содержали мальчишку.
— Ты меня слышишь? — он вошёл в комнату и нащупал в темноте тело свернувшегося на полу ребёнка.
— Дядька Михаил? — удивлённо спросил подрагивающий парнишка и сел на полу.
— Да, да, это я… — вздохнул с облегчением священник. — Тебе надо бежать, Свят, бежать так далеко, чтобы тебя не нашли.
— Но, почему? — удивился ребёнок, лица которого Михаил не видел.
— Потому что они решили, что твоя жизнь имеет цену, — горько ответил мужчина.
Они выбрались из комнаты, Михаил пошёл первым и занял хозяина таверны разговором, пока за его спиной из здания не вышел щуплый мальчик с вороньим гнездом на голове.
Когда сам отец Михаил открыл дверь и покинул помещение, в грудь ему смотрели десяток самострелов. Сквозь ряд рассыпавшихся воинов прошёл епископ. Черты его лица выглядели острыми в свете полной луны.
— За преступление против империи, отец Михаил, вы лишаетесь сана, — громко произнёс он. — И приговариваетесь к казни, по законам войны.
Михаил нашарил глазами мальчика, которого держал один из воинов. На лице юного паладина блестели слёзы, он улыбнулся ему сквозь силы и дрожь в теле. В его сознании мелькнуло сожаление, он не смог помочь.
— Твоё последнее слово, старый друг, — произнёс отец Мир.
Михаил поднял подбородок, гордо и без страха.
— Сожаление убивает быстрее чем самый острый клинок, — тихо произнёс Михаил. — И я рад, что мне уготована другая смерть.
— Надеюсь мы ещё встретимся, Там, в высшем мире, — ответил Мир, готовый дать команду.
— Твоя дорога ведёт вниз, — громко ответил Михаил и в его тело вонзились десять стрел.
Последнее что он слышал, это истошный крик мальчишки, которого не успел спасти. Последнее что он видел, падая на землю, это всепожирающие языки тёмного пламени, превращающие людей вокруг в пепел.
Глава 6
Старые раны
Марк какое-то время ещё побуравил меня тяжёлым взглядом, но всё-таки, поняв, что больше я ничего добавлять к своему уже озвученному рассказу не собираюсь, поднялся и молча вышел, оставляя меня в плену серой бетонной коробки, стены которой, казалось, глушили все внешние и внутренние звуки. От наставшей тишины неприятно зазвенело в ушах, так что я забарабанил пальцами по столу, создавая хоть какой-то звук.
Рефлекторно пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться взглядом, заметил, как снова начал мигать красный огонёк камеры. Сдерживая ребяческое желание сделать в сторону объектива какой-нибудь крайне неприличный жест, я спокойно положил руки на металлическую столешницу. Хотелось, конечно, встать, подойти к двери и попытаться высунуть голову наружу в надежде на… чудо, наверное, потому что ничто кроме него прямо сейчас мне выбраться отсюда не помогло бы, не натравив на меня всю контору Марка, а этого бы не хотелось. Поэтому принял решение совершать как можно меньше телодвижений, дабы не провоцировать тех, кто сейчас точно сидел у монитора, на который выводила изображение камера под потолком.
Но я не остался надолго в одиночестве: вновь открылась дверь, и в комнату вошли двое, от вида которых у меня словно заныли зубы, и внутри поднялась привычная буря эмоций, среди которых превалировал гнев, но, благо, чувства не вышли наружу, на моём лице не дрогнул ни один мускул.
Два паладина, мельком оглядевшись, заняли свои места: Светлый опёрся плечом на стену, замирая недалеко от входа и складывая руки на груди, а Молот сразу напрямую широким шагом прошёл к стулу Марка, садясь за стол. Я не удержался от усмешки, вспоминая, что он всегда слепо бежал впереди паровоза и пытался показать своё верховенство над всеми, кто его окружал. Может, поэтому-то он до сих пор не обзавёлся семьей, какая женщина способна была бы постоянно терпеть подобное? Нет, и такая бы нашлась за столько-то лет, но, вот парадокс, подобные личности Михаила никогда не интересовали. Да и полноценной частью нашей команды Молот и в те далёкие времена так и не стал, всегда стремясь быть на полголовы выше остальных.
Светлый задумчиво глядел на меня, словно решал какую-то только ему ведомую задачку, я же под его взглядом откинулся на спинку стула и отодвинул его, заставляя металлические ножки противно заскрежетать по полу. Оказавшись на достаточном расстоянии от стола, закинул ногу на ногу, скрепил руки в замок, открыто рассматривая паладинов и не торопясь начинать беседу первым.
Они же смотрели на меня и на мои действия какими-то иронично-отеческими взглядами, вызывая во мне острую волну раздражения. Я сжал челюсти, испытывая жгучее желание собрать всю свою магию в тяжёлый кулак и протаранить их отеческими физиономиями как можно больше местных толстых стен, стирая эти выражения лиц о бетон.
— Мы слышали всё, что ты рассказал Марку, — начал Молот весомо, уже не собираясь расшаркиваться со мной в особых обращениях. Что ж, подобные застенки к этому располагали, поэтому показательно спорить на этот раз я не стал. — Но что-то мне подсказывает, что ты рассказал отнюдь не всё. Я ведь прав, парень? — его взгляд словно пытался пробить мой черепушку насквозь, вскрыть и покопаться внутри, выискивая истину.
Я в ответ на такие слова лишь еле заметно фыркнул себе под нос:
— Ничему вас жизнь не учит, господин паладин.
Но слух у присутствующих был отменным, да и в таком помещении сложно было утаить хоть какой-то звук. На лице Светлого, всё также подпирающего стену за спиной Молота, промелькнула еле
