Джессика Броуди - Не вспомню
– В пять сорок пять, – сообщаю я.
Кажется, мой ответ ее приятно удивляет.
– Вы тоже туда едете?
– Нет. Мне нужно в Лос-Анджелес. Но я прочитала расписание.
– Вы там живете?
– Возможно, – отвечаю я, но, сообразив, что мой ответ прозвучал, должно быть, двусмысленно, спешу добавить: – Там живет моя семья.
Я прибегаю к обману всего лишь во второй раз. Впервые я сказала неправду, когда заверила Хезер, что юноша у супермаркета просто узнал меня из телевизионных новостей. Мне постепенно становится понятно назначение лжи. Это своего рода защитный механизм.
– Рада за вас, – говорит женщина. – Вы из Португалии или Бразилии?
Вопрос ставит меня в полнейший тупик. Почему она считает возможными только эти два варианта? Быть может, я похожа на уроженку Португалии? Или Бразилии? Но тогда почему никто не упоминал об этом раньше?
– Я не совсем вас понимаю, – начинаю я.
Мне хочется подробнее выяснить, почему она высказала такие непонятные на первый взгляд предположения, в надежде получить хотя бы намек на свое происхождение, но такой возможности мне не дают. Кто-то с силой тянет за мой рукав. Это Коуди вытаскивает меня из кресла и уводит в дальний конец зала.
– Послушай, – говорит он очень серьезно. – Во-первых, избегай вступать в контакты с незнакомыми людьми на автовокзалах. Говорят, это может быть небезопасно. А особенно… особенно, если принять во внимание твой нынешний статус знаменитости.
– Но она всего лишь спросила меня про автобус на Сан-Франциско.
– А во-вторых, – продолжает Коуди, не обращая на мои слова никакого внимания, – и это, вероятно, в данных обстоятельствах даже важнее, объясни, где ты научилась говорить по-португальски.
– Не понимаю, о чем ты.
– Как же не понимаешь, если я сам слышал?
– Что слышал?
– Как ты разговаривала на португальском языке, – поясняет он слегка возбужденно. – Как раз с той женщиной.
Я через плечо огладываюсь на молодую даму в синем платье. Она уселась в кресло, которое только что освободила я. Я вспоминаю наш с ней короткий разговор, и вдруг в моей памяти он всплывает в совершенно ином звучании:
– Voce sabe quando o onibus para Sao Francisco chega?
– Cinco e quarenta e cinco.
– Так я говорю по-португальски? – тупо повторяю я вопрос, заданный мне Коуди.
– По всей видимости.
Я задумываюсь, что бы это значило. Где я могла выучить язык? Быть может, я там когда-то жила? Или я вообще родом из Португалии или Бразилии, как предположила женщина? Не в этом ли причина, что за мной никто так и не приехал? Просто потому, что я живу в другой стране?
– Когда я был совсем маленьким, у меня была нянюшка из Португалии, – сообщает Коуди. – Она могла бесконечно смотреть по телевизору бразильские сериалы.
– А ты не думаешь, что я сама могу быть оттуда? – интересуюсь я.
Коуди пожимает плечами.
– Наверное, все возможно. Но ты говоришь по-английски без малейшего акцента. Так что даже не знаю, что и думать.
Вот и я тоже. Я отмечаю этот инцидент в памяти, добавляя его к очень медленно растущему списку информации, которая становится мне известна. Проблема в том, что пока ее элементы не выстраиваются хотя бы в подобие логической цепочки.
Например, какая может быть связь между португальским языком и моим кулоном? Или татуировкой на запястье? Или юношей, который утверждает, что хорошо меня знает?
– Я непрерывно узнаю о тебе все больше интересного, – говорит Коуди, и в его голос возвращается та примечательная интонация, которую я уже замечала прежде.
– Как и я сама.
В этот момент громкий голос из динамиков у нас над головами сообщает о прибытии автобуса номер 312, следующего в Лос-Анджелес.
– Это наш рейс, – подтверждает Коуди. – Что ж, не продолжить ли нам путь в поисках утраченной тобой памяти?
Через большое окно я наблюдаю, как серебристо-синий автобус с шумом останавливается у края тротуара. На его борту нарисована собака. Она бежит. Куда? Мне этого знать не дано.
Да и знает ли она сама?
За лобовым стеклом прикреплена табличка с надписью: «Лос-Анджелес».
Это всего лишь начало, понимаю я. Но сейчас мне трудно ожидать чего-то большего.
– Да, – отвечаю я Коуди. – Поехали.
Глава 13
Горечь
Автобус едет совсем не так плавно, как автомобиль из больницы. Его раскачивает, а в салоне стоит непривычный запах. И нет кнопок, чтобы опускать или поднимать стекла. Как только мы усаживаемся на места, Коуди достает свой телефон, и у меня поднимается настроение. Я воображаю, что он собирается продолжить мое знакомство с Интернетом. Но вместо этого он держит трубку близко к лицу и начинает с невероятным увлечением водить пальцем по дисплею, заставляя перемещаться маленькие фигурки животных.
Я некоторое время смотрю вперед, а потом позволяю себе закрыть глаза.
Но как только я это делаю, он тут как тут. Юноша. Его губы тронуты легкой улыбкой. И он смотрит на меня с нескрываемой мольбой.
Значит, ты все-таки помнишь… По крайней мере, какая-то часть тебя помнит.
Я тут же распахиваю веки. Смотрю на спинку сиденья, расположенного передо мной. Синяя обивка. Откидной столик. Сетчатый кармашек. Я стараюсь отвлечься, подсчитывая число волокон в сетке, но это не помогает.
Мои мысли все еще блуждают. И неизбежно возвращаются к нему, к его звучному спокойному голосу, которым он произносит тревожащие душу и даже пугающие слова. Жаль, что подтвердить или опровергнуть сказанное им нельзя с той же легкостью, с какой я нашла решение проблемы Гольдбаха. Всего лишь набор формул на белой доске. Точность в расчетах, и дело сделано. Итог в овале. Опровергнуто. Можно двигаться дальше.
Но так не получится.
Вот и приходится преодолевать на автобусе 175 миль, чтобы найти кого-то, кто опроверг бы то, что сама я опровергнуть не в состоянии.
Быть может, тогда оно прекратится – это ощущение, возникающее каждый раз, когда перед моим мысленным взором появляется его образ. Оно зарождается где-то внизу моего живота и быстро распространяется. Делается острее с каждой секундой. А если я фокусирую внимание на его глазах, чувство становится просто невыносимым. Это как болезнь. Зуд под всей моей кожей. Спазмы в каждой мышце.
И хуже всего, что я не понимаю природу этого явления. Я не могу подобрать определения для него. Ведь не может все объясняться просто тем фактом, что я девушка, а он парень? Это ведь никак не отнесешь к элементарной биологической, гормональной реакции на представителя противоположного пола, которую мне почему-то не удается контролировать.
В таком случае я бы испытывала те же ощущения, находясь рядом с Коуди. Он тоже юный мужчина. Но когда я поворачиваюсь и смотрю на него, вглядываюсь в подсвеченное дисплеем телефона лицо, чувство полностью пропадает. Я стараюсь вглядываться внимательнее, дольше. Жду, чтобы оно вернулось. Но ничего подобного не происходит.
Наконец Коуди замечает мои попытки и вскидывает недовольный взгляд.
– Тебе что-то от меня нужно?
– Нет, не думаю, – качаю головой я.
– Тогда в чем проблема? Заворожена моей неотразимой красотой?
Меня снова смущает уже знакомая интонация в его голосе.
– Что это?
Коуди переводит взгляд на телефон.
– Всего лишь игра.
– Нет. Я говорю о твоем тоне. Почему ты так странно со мной разговариваешь?
– Как же?
– Ты говоришь то, чего не имеешь в виду.
Он усмехается.
– Это называется сарказмом. Неужели в твоей маленькой умственной энциклопедии нет такой словарной статьи?
– Есть, – признаю я.
– Ну вот это он и есть. – И Коуди снова переключает внимание на игру.
– Я тебе так не нравлюсь?
Он улыбается, но сразу видно, что улыбка неискренняя. Мне уже заметна разница. Причем очень важная разница.
– Вот уж вздор! Ты нравишься мне безумно.
Снова тот же тон.
– Почему ты озлоблен? – спрашиваю я. – Откуда в тебе эта горечь?
– Горечь?
– Да. Сарказм всегда содержит в себе элемент горечи. В нем намек на презрительное отношение к собеседнику, он отчасти даже оскорбителен. Откуда это в тебе?
Коуди вздыхает и кладет телефон на колени.
– Я не озлоблен.
– Тогда откуда намек на пренебрежение?
Он начинает ерзать на сиденье.
– Ладно, допустим. Но я озлоблен не конкретно на тебя, понятно? А скорее… Даже не знаю… Не на тебя, а вообще на таких, как ты. На девушек, которые выглядят как ты.
– Каких же конкретно?
Коуди издал громкий стон и смотрит мне в глаза.
– Ты действительно хочешь, чтобы я произнес это вслух?
Я молчу.
– На красивых девушек, вот на каких! – выпаливает он, густо краснеет и отворачивается к окну. – Поняла? Ты очень красивая. Из таких получаются фотомодели. А быть может, ты уже была фотомоделью. Довольна?
