Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной [litres] - Евгений Юрьевич Лукин
– Да ты посмотри на меня! – жалобно вскричал он. – Ты посмотри! Ну какой из меня подпольщик? Да! Опустился! Да!.. Телевизор не смотрю, радио не слушаю, газет не читаю… Вон, видишь? – Виталя не глядя ткнул пальцем в репродуктор с болтающимся обрывком провода. – Не тот я уже, Никодим, не тот… Да и ты тоже…
Африкан вздрогнул и медленно повернулся к хозяину. Виталя поперхнулся.
– Н-ну… сам вон уже с нечистой силой знаешься… – шёпотом пояснил он, робко указав наслезёнными глазами на попятившегося Анчутку.
В присутствии Африкана тот не посмел стать невидимым и лишь плотнее вжался в угол.
Некоторое время оба смотрели на домового.
– А что ж?.. – глухо, с остановками заговорил Африкан. – Для святого дела и нечисть сгодится… Честных людей, я гляжу, не осталось – значит, будем с домовыми работать…
Виталя вскинул затравленные глаза и, ощерив руины зубов, с треском рванул ворот рубахи.
– Не трави душу, Никодим… – сипло взмолился он. – Замолчи!..
Африкан встал. Широкое лицо его набрякло, потемнело.
– Если я сейчас замолчу, – с трудом одолевая каждое слово, выговорил он, – камни возопиют… Да что там камни!
Неистово махнул рукой – и в сломанном репродукторе что-то треснуло, зашуршало, а в следующий миг в мёртвый динамик непостижимым образом прорвалась вечерняя передача Лыцкого радио. Звенящий детский голос декламировал самозабвенно:
Когда Христос был маленький,
С курчавой головой…
– Не смей!..
Виталя вскочил, кинулся к репродуктору. Сорвав со стены, с маху метнул об пол и с хрустом раздавил каблуком.
Он тоже бегал в валенках
По горке ледяной… —
как ни в чём не бывало продолжал ликовать расплющенный в лепёшку динамик.
Виталя взвыл, схватил репродуктор и, вылетев в открытую настежь дверь, кинулся к колодцу.
В просторы иудейские
Зашвыривал снежки… —
прозвенело напоследок. Далее послышался гулкий всплеск – и всё стихло. Затем в проёме, пошатываясь, возник Виталя. Даже сквозь обильную волосатость заметно было, что лицо у него искажённое.
– Уходи… – обессиленно выдохнул он.
Набычась, протопарторг двинулся к двери. Анчутка метнулся за ним. Оказавшись на пороге, Африкан плюнул и, не стесняясь хозяина, отряс прах с высоких солдатских ботинок.
– Именем революции, – процедил он. – Лежать этому дому в развалинах…
Оставшийся в одиночестве хозяин проклятого жилья нагнулся над продырявленным порожком. Гневный плевок протопарторга прожёг кирпичи насквозь. Виталя издал слабый стон и побрёл к столу. Хотел вылить остатки зелья в стаканчик – как вдруг замер, припомнив, видать, о том, что стряслось минут пять назад, и на всякий случай допил водку прямо из горлышка.
– В развалинах, в развалинах… – горестно передразнил он, роняя бутылку на пол. – А то я сам не знаю, что завтра ломать придут!..
* * *
– Ну что, друг Анчутка? – задумчиво молвил Африкан. – Где ночевать-то будем? По-партизански или в Чумахле ночлега попросим?
Домовой беспомощно завертел пушистой головёнкой. Слева чернел лесок, справа дробно сияла в ночи окраина Чумахлы.
– Да ты не бойся, – успокоил Африкан своего пугливого спутника. – Никто тебя братве не заложит… Если какая нечисть в хате – я её в два счёта выставлю. Скажу: «Сгинь!» – и сгинет…
Услышав страшное слово, Анчутка вздрогнул и сжался по привычке в комочек. Однако тут же сообразил, что произнесено оно было не в сердцах, добродушно и, стало быть, силы не возымеет.
Глазёнки домового вспыхнули.
– Сгинь! – повторил он в восторге. И, подумав, добавил злорадно: – Контр-ра!..
Африкан хмыкнул и покачал большой выпуклой плешью.
– Ты гляди… – подивился он. – Ловко у тебя выходит! С ГПУ, небось, сотрудничал?
Анчутка потупился:
– С НКВД…
– Ну то-то я смотрю…
Кажется, протопарторг хотел добавить ещё пару ободряющих слов, но тут окраина Чумахлы исчезла. Только что сияла рассыпчато, лучилась – и вдруг беззвучно канула во тьму.
– Свет, что ли, вырубили? – озадаченно пробормотал Африкан. – Прям как в Лыцке…
Однако чем ближе подходили они к Чумахле, тем яснее становилось обоим, что окраину погрузили во мрак с умыслом. Два квартала частного сектора патрулировались: ночь была буквально издырявлена карманными фонариками. В тесной улочке Африкану с Анчуткой встретились двое в милицейской форме. Не остановили, понятно, не окликнули, прошли мимо.
– У, ш-шакалы… – приглушённо возмущался один из них. – Нет, ну я понимаю: выселили, оцепили… Но обесточивать-то зачем? Специально для мародёров, что ли?
– Так мародёры и обесточили, – ворчливо отвечал ему второй. – Перекусили провод – и готово дело…
– Починить, что ли, долго?
– Да они монтёру в чемоданчик смык-траву подложили… – пояснил сквозь зубы более информированный. – Монтёр на столб залез – и ни пассатижи не разожмёт, ни кусачки… А пока за другим инструментом бегали, эти падлы ещё с трёх пролётов провода поснимали… Вздорожал алюминий… – с сокрушённым вздохом добавил он.
Африкан приостановился, нахмурился и долго смотрел вслед патрульным. Частный сектор был оставлен не только людьми, но и домовыми. Несомненно, затевалось нечто грандиозное, наверняка лично одобренное Президентом – и, стало быть, мерзопакостное. Впрочем, нет худа без добра: выбирай любой дом – и ночуй.
Пока добрались до первого перекрёстка, столкнулись ещё с тремя патрулями. Ободрённый дружеским отношением Африкана, Анчутка расхулиганился и принялся гасить ментам фонарики – сажал батарейки, с наслаждением выпивая из них весь заряд.
– Ну ты это… – недовольно сказал ему наконец Африкан. – Не зарывайся, слышь?..
Анчутка тут же прижух, а вскоре им подвернулся домишко с относительно целыми стёклами, приглянувшийся обоим. То ли прежние хозяева были слишком зажиточны, то ли просто беспечны, но, съезжая, они оставили даже кое-что из мебели. Лампочку и ту поленились вывинтить. Съестного, правда, не обнаружилось, но ни Африкана, ни Анчутку это особо не расстроило. Домовому – и крошки довольно, а протопарторг после нелегального перехода границы – постился.
– Зажги! – азартно предложил Анчутка, тыча пальцем в лампочку, но Африкан лишь покачал головой.
– Зажечь-то недолго, – молвил он. – Только ни к чему нам сейчас, Анчутка, лишние чудеса. Провода-то обрезаны… Слышал, что менты говорили? Тут же на свет и сбегутся…
Анчутка покрутился ещё немного в трёх имеющихся комнатах, проверил все углы, побегал по стенам, по потолку и наконец отправился спать на чердак. А Африкан влез на скрипучий топчан и, подложив руку под голову, долго лежал, глядя в тяжком раздумье на смутно белеющий потолок…
Было над чем призадуматься.
* * *
Когда любимец народа и верный соратник вождя гибнет вдруг от руки убийцы, обыватель, конечно, вправе полагать, что виною всему враги. Во-первых, ему так сказали. Во-вторых, он и сам давно уже заподозрил, что по ту сторону баррикады собрались одни
