Замечательный предел - Макс Фрай
– Ну хоть что-то стало понятно, – усмехнулся Миша (Анн Хари). – Вымысел вымышленного существа у меня в голове более-менее укладывается. А больше, извини, ни черта.
– Да у меня самого ни черта не укладывается, – признался эль-ютоканец. – Причём начиная с тебя. Но раз ты не вымысел вымысла, а Ловец и художник, надо нормально с тобой познакомиться. Прости, что только сейчас спохватился. Я как тебя с картиной увидел, вообще обо всём на свете забыл.
Но вместо того, чтобы представиться, он умолк и задумался. Натурально завис. Миша примерно догадывался, какие у искусствоведа сложности. Когда приходишь грабить мастерскую художника и нарываешься на хозяина, поди определись, то ли ты сейчас на работе, то ли просто в гостях. Поэтому подсказал:
– У нас с тобой друзья общие. Юрате и ребята из «Крепости», куда ты не раз заходил. Значит, то имя, которое ты назвал бы, встретив меня в каком-нибудь баре, наверняка подойдёт. А я Казимир. Это не настоящее имя, а прозвище, но оно драгоценное, так меня называют друзья. На самом деле в ТХ-19 я Миша. А дома моё имя звучит как-то иначе. Но я об этом знаю только теоретически, в университете когда-то учил. Так что, если ты однажды доберёшься до Лейна, или я до Эль-Ютокана, придётся, чего доброго, знакомиться ещё раз.
– Да, – кивнул тот, – у вас заковыристо с именами устроено. Наши учёные бьются над этой загадкой, но пока не смогли её объяснить. А я – Лийс. Хотя, если картины, которые я унёс из этого дома, твои…
– А чьи же ещё?! – почти возмутился Миша (и не «почти» Казимир).
– Тогда я Лаорги, – объявил эль-ютоканец так торжественно, словно проводил ритуал. И объяснил удивлённому Мише: – Это моё священное имя. Я не планировал его называть, но внезапно понял, что так будет правильно. Оно для самых чудесных встреч. А эта встреча и есть чудесная. С невозможным художником в немыслимых обстоятельствах. Как же мне повезло! – Помолчал, подумал, добавил: – Но вообще-то наши священные имена не подходят для дел и дружеских разговоров, так что в будущем называй меня Лийс.
– Договорились, – улыбнулся Миша (Анн Хари и Казимир).
Зря улыбался – Лийса больше не было рядом. И квартиры, и новой картины, вообще ничего. По пустой тёмной улице ехал такой же пустой троллейбус, через дорогу неприветливо блестели ставнями два закрытых (возможно, навеки) кафе.
– Так нечестно! – воскликнул он вслух, взмахнув разноцветными кулаками. – В самый неподходящий момент!
До сих пор его вопли не производили никакого впечатления на небесную канцелярию, или кто там заведует перемещениями между сбывшимся и несбывшимся. Хоть оборись, а останешься там, где есть.
Но на этот раз возмущение, как ни странно, сработало. Миша моргнуть не успел, как снова оказался в своей квартире перед незавершённым холстом.
– Извини, если это было слишком бесцеремонно, – сказал ему Лийс. – Просто не хотелось расставаться, едва познакомившись. Поэтому я твою стабильность слегка подкрутил.
– Слегка подкрутил стабильность, – восхищённо повторил Миша (Анн Хари). – Не понимаю, но всё равно хорошо.
– Это просто, – улыбнулся Лийс. И, спохватившись, добавил: – Для пограничника просто. Это азы, с которых нас начинают учить. Если к нам пришёл нежелательный гость, надо изменить его объективную стабильность до полной несовместимости с пограничным пространством, чтобы он естественным образом, без ущерба здоровью утратил способность там быть. А если гость хороший, но недостаточно опытный, надо максимально приблизить коэффициент его персональной объективной стабильности к нашему, это как за руку в дом провести. Короче, – вздохнул он, явно осознав, какой околесицей кажутся непосвящённому его объяснения, – делать гораздо проще, чем говорить.
– Да, – согласился Миша. – С самыми интересными штуками вечно так.
– Ну вот. Когда я увидел, что ты исчезаешь, временно изменил твою объективную стабильность до совместимой с данным пространством, как сделал бы на границе, если бы ты пришёл к нам во сне. Прости, что без разрешения, но я подумал, тебе самому обидно вот так внезапно исчезнуть, толком не поговорив.
– Да не то слово! Знал бы, что ты можешь помочь мне здесь задержаться, сам бы заранее попросил. Слушай, а как эту стабильность подкручивать? Можешь меня научить?
– Не могу. Для этого надо быть эль-ютоканцем. Тогда просто видишь, что и как надо делать. А тому, кто не видит, ничего и не объяснишь.
– Жалко. Мне тут сильно времени не хватает. Обычно час-полтора, и привет. Пару раз за работой аж на целых три часа задержался, но оно как-то само получилось, по заказу этот рекорд не могу повторить. Ладно, сейчас-то я здесь! И спасибо. А это надолго?
– Точно не знаю, – признался Лийс. – До сих пор я в пространствах такого типа с другими людьми не работал. Я вообще не уверен, что пространства, подобные этому, есть! Но по идее, не должно быть проблем. Пока я рядом, твоя объективная стабильность должна оставаться в заданных мной параметрах. Ну, я на это надеюсь. А как получится – поглядим.
– Тогда такое предложение. Я сейчас отмою руки и пойдём погуляем. Ты согласен? Было бы хорошо! Давно мечтаю пройтись тут спокойно, без спешки. Заодно отведу тебя в лучший на свете бар.
– Только мой руки подольше, пожалуйста, – серьёзно ответил Лийс. – Моё желание ещё раз увидеть картины не уменьшилось от того, что ты разрешил их забрать.
* * *
– Это лучшая в мире кофейня, – сказал Лийсу Миша, погладив закрытую дверь. – Хозяин гениальный бариста, я его обожаю. Причём он тут иногда появляется, вот тебе и «никаких изменений». Жалко, прямо сейчас его нет. А через дорогу пекарня. Я у них часто булки таскаю. И сейчас утащу.
– Это здание мэрии, – сказал Лийсу Миша, указывая на разноцветный, больше похожий на гигантскую авангардную скульптуру дом. – Я не застал те времена, когда её строили. Но друзья рассказывали, что эскизы
