Поезд-фантом - Валерия Валерьевна Верлицкая
Я же, решив, что с меня хватит, направился к выходу из этого вагона. Здесь мне было уже делать совершенно нечего. Меня всего трясло от того, что мне только что пришлось сделать. Чтобы не видеть своих трясущихся рук, я опустил их в карман шинели, заодно, убрав туда спасшую мне жизнь (как это иронично не звучало в данной ситуации) заколку. В кармане, я наткнулся на железный предмет, в котором, без труда, я тут же узнал ту самую кружку, которую требовал у меня «фриц». Теперь – то я точно знал, что если мне в этом поезде кто – то что – то предлагает, то эту вещь надо обязательно брать, по тому, что она может очень пригодиться, как, например эта заколка. С этими мыслями я покрутил в руке кружку и убрал ее снова к себе в карман.
«Жаль, что никто не одолжил мне рубаху», – подумал я иронично, глядя на свое отражение в зеркале, которое висело возле выхода из этого вагона. Теперь моя рубаха была вся в крови «фрица». Вид у меня был просто ужасный. Но выбора у меня не было, и я, открыв дверь, перепрыгнул в следующий вагон.
Я снова очутился в тамбуре. Все было точно так же, как и в прошлый раз. Возле окна стоял мужчина лет сорока пяти в длинной серой шинели, на которой не было погон. Его темно русые волосы были, по – прежнему, небрежно зачесаны назад, вот только брови, уже не были сдвинуты к переносице. Его серо – зеленые глаза, на этот раз смотрели не в окно, а прямо на меня. Он слегка приподнял одну бровь и дружески улыбнулся мне. В руке мужчина держал папиросу, от которой струился вверх легкий дымок. Хотя тамбур, как и в прошлый раз, был наполнен характерным запахом табачного дыма, сейчас, я даже не заметил этого. Я удивился, увидев своего старого знакомого снова, да к тому же, еще и снова в шинели.
«Видимо у него их было несколько штук, и он отдавал их всем подряд направо и налево», – подумал я про себя.
– Напрасно вы так думаете, – молодой человек, – обратился ко мне мой знакомый, видимо, каким – то образом прочитав мои мысли.
– Вы можете читать мысли? – спросил я.
Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.
– У меня шинель одна единственная, и я расстаюсь с ней только в самых крайних случаях, – сказал мой добрый собеседник.
– Тогда что же надето на мне? – спросил я его с ехидством.
– На вас? – спросил он, все так же лукаво улыбаясь мне, – по моему, это называется «рубаха».
Я посмотрел на себя и остолбенел от удивления. На мне снова была только моя прежняя одежда, но уже совершенно чистая. И никакой шинели.
– Не удивляйтесь, в этом нет ничего странного, – продолжал он, – просто моя шинель вам больше не пригодится, чего не скажешь обо мне самом.
Я вопросительно смотрел на него, а он между тем пояснил мне:
– Вы уже не попадете в тот вагон, из которого вышли, а вот мне придется еще не раз пройтись по нему, а я, брр, – он поежился, – не люблю сквозняков.
– Как, не попаду, – спросил я, вспомнив, что пообещал рыжеволосой девушке, давшей мне заколку, забрать ее с собой, когда найду выход.
– Очень просто, – отвечал мой знакомый, – разве можно дважды войти в одну и ту же воду?
– Нет, конечно, но причем здесь это? – не понимал я.
Мой собеседник только улыбнулся мне в ответ и ничего не ответил.
Я кинулся к двери, что вела назад, чтобы открыть ее и вернуться в прежний вагон, но сильная рука моего собеседника резко остановила меня:
– Не торопитесь этого делать, мой друг, – сказал он, – если вы не верите мне на слово, то хотя бы подумайте, действительно ли вам стоит тратить время на возвращение?
Я до конца не понимал, что хотел мне этим сказать мой собеседник, но от моей идеи вернуться, он заставил меня отказаться, и я застыл на месте.
– Вы понимаете, – сказал я моему знакомому, – я обещал одной девушке, которая находится в том вагоне, который я только что покинул, что вернусь и уведу ее.
– Понимаю, – отвечал мне он, – но вы уверены в том, что человек, который стал вам так дорог, именно ваш человек?
– Не понимаю? – я вопросительно посмотрел на своего собеседника.
– Все очень просто, мой друг, все течет, все меняется, и многие вещи, которые кажутся нам порой жизненно важными в этом мире, поверьте мне, со временем теряют всякий смысл.
– Абсолютно все вещи? – спросил я его.
– Этого я не говорил, мой друг, – снова лукаво улыбнулся мой знакомый, поняв, что я его провоцирую.
Мне было приятно философствовать с этим человеком, и я продолжал, вовлекая его в дальнейшую дискуссию:
– И что же, по – вашему, является исключением?
– Я могу сказать вам одно, что то, что вы не найдете этого, вернувшись в покинутый вами вагон, – он снова приподнял одну бровь и, посмотрев мне прямо в глаза, добавил, – вы меня понимаете, мой друг?
– Думаю, что да, – ответил я, уже с твердым намерением прислушаться к моему знакомому и идти вперед.
– Вот и хорошо, я рад за вас, – сказал он мне, и, закурив очередную папиросу, опустил руку с портсигаром в свой