Огонь и вода - Салма Кальк
- Вы пожалеете, - сказал Бертран, и набрал ещё какой-то номер. – Слышишь меня? Запуска-а-а-а….
Рыжий и то не сразу понял, отчего по полу под ними пошла мелкая дрожь. А потом – более крупная. А потом пол под Бертраном вдруг треснул, и он провалился вместе со стулом. Куда-то вниз. А благообразный идеальный депутат парламента от департамента Лимей Франсуа де Роган сжимал кулаки и негромко говорил:
- Сволочь ты, Тибо Бертран. И сын твой тоже сволочь. Говорила мне Катрин – не связываться с вами, и отцу говорила, и зря мы не послушали!
Рыжий с восхищением слушал испуганные вопли откуда-то из подземелья, Кудряшка откровенно ржал, к столу бежали люди – и судя по их виду, они служили Шарлю, а не этому вот идиоту.
- Эй, Франсуа, достаточно! – завопил вдруг Жиль. – Хватит, кому говорю! Всё, ты его уже победил! Переста-а-а-ань…
Рыжий успел понять, что затрясся ещё и потолок, и его большой кусок прямо над их столом отвалился и полетел вниз. Он сиганул под стол и дёрнул туда же Кудряшку, а что сталось с творцом землетрясений – понять не успел, потому что тот кусок потолка свалился аккурат на стол, и понимать временно стало нечем.
Глава сорок шестая, в которой герои решают семейные вопросы
Катрин пришлось провести в госпитале три дня, потому что оказалось – отравление наложилось на какое-то там ещё перенапряжение, и она просто лежала пластом и не могла оторвать голову от подушки, потому что голова нещадно кружилась. В соседней палате примерно в таком же виде пребывал Вьевилль – что-то там у них вышло с отцом Феликса и с Франсуа, да так, что Франсуа развалил половину того ресторана, где они встречались. И счастье, что ресторан стоял посреди парка, и что в момент разрушения в нём почти не было обычных посетителей – а главным образом агенты генерала Треньяка. В общем, если бы Франсуа не понесло, то и вовсе обошлись бы без жертв, а теперь уже – как вышло.
Всю эту историю ей рассказал на следующий день Жиль – захлёбываясь от восторга. Так вышло, что из всей семьи он один остался на ногах, потому что Франсуа тоже досталось, и на него упала обязанность навещать всех больных, и ещё ездить домой к Вьевиллю кормить и развлекать Серого. У Анриетты вроде хватало нянек для её кошек, а вот бедняга Серый остался один. Впрочем, Вьевилль ещё попросил о чём-то подобном Флери – потому что у того вдруг образовался роман с Жозефин Марту, чем-то они друг другу глянулись. Когда в квартиру Вьевилля попыталась войти Жозефин, Серый её, говорят, чуть не съел. А К Флери отнёсся спокойно, позволял себя гладить и кормить.
А ещё пришёл отец. Катрин не могла сказать, рада она ему или нет, но он явился вот прямо в среду утром, после всех событий, случившихся во вторник, очевидно – отложил дела.
- Здравствуй, Катрин, - и не просто сел возле её постели, а подошёл и взял за руку.
- Здравствуй, папа, - кивнула Катрин. – Рада тебя видеть.
Сказала, а потом поняла, что, пожалуй, это так и есть.
- Прости меня, пожалуйста. Я никак не ожидал, что ты пострадаешь из-за моей ссоры с Тибо Бертраном.
Катрин и не подозревала, что от отца можно услышать слова извинения или сожаления. Потому что раньше он сказал бы – ты должна понять, что иначе было нельзя.
- Никто не ожидал, - вздохнула Катрин. – Я понимаю. Как говорят наши младшие – проехали, принимается.
Он даже улыбнулся.
- Наверное, пусть говорят, что хотят. Мне рассказали о Жиле и о том, как он помог всему. Я очень удивлён и очень горд.
- Скажи об этом ему. Об удивлении не обязательно, а о гордости – скажи.
- Его сначала нужно поймать, - усмехнулся отец.
Надо же, усмехнулся.
Впрочем, развить тему им не дали, потому что пришёл Вьевилль. Бледный, с повязкой на рыжей голове, и держась за стенку.
- Доброе утро, господин де Роган, - он ещё попытался изобразить светский поклон.
А потом просто дошёл до неё, уселся на постель и взял обе её руки. Посмотрел, подержал. Улыбнулся.
- Господин де Роган, вы, может быть, ещё об этом не знаете, но мы с Катрин собираемся пожениться.
У отца сделалось такое лицо, что стало понятно – не только не знал, но и не задумывался. Ну и ладно.
- Я… я поздравляю вас обоих, - проговорил он. – Как скоро?
- Как только все встанут на ноги, включая Анриетту, - сообщил Вьевилль. – Если вам интересно, где и как мы будем жить, то – пока мы отлично живём в моей квартире, а в наших ближайших планах – отреставрировать фамильный особняк на площади святого Ремигия.
- Он сильно больше нашего дома, папа, - усмехнулась Катрин. – Но мне понравилось.
- А работать Катрин будет в «Волшебном доме» - сколько захочет, - завершил Вьевилль. – Ей, вроде бы, нравится. Я, видимо, тоже. Ещё я тут немного вмешался в жизнь некоторых других ваших детей, и Жиль теперь работает на моего дядю, генерала Треньяка. Шарль сказал, что и практику ему засчитают, и ещё какое-то перспективы нарисуются. Анриетта же пока восстанавливается, а когда будет в порядке – сосватаю её декану боевого факультета, пусть её там протестируют, и вдруг что-нибудь предложат? И ещё – как только она снова сможет играть на инструменте, их группу послушает один продюсер, говорят, неплохой.
- Неплохой? – изумился отец. – Может быть, нужен самый лучший?
- Вы же понимаете, - смеялся Вьевилль, - если мне что-то не понравится, я его к хренам уволю, и найдём другого. Анриетта при всей своей огненности очень трепетная девочка, с ней нужно осторожно.
- До Франсуа вы тоже дотянулись? – поинтересовался отец.
- Ему я могу предложить разве что регулярные тренировки, чтобы в гневе ничего не разваливал, - ухмыльнулся Вьевилль. – Понимаете, там ничего необычного, просто недостаток практики.
Отец смотрел так, будто увидел перед собой что-то невероятное. Впрочем, так оно и было – кто-то, кого он едва знает, рассказывает ему, что нужно делать с его детьми, чтобы всем было хорошо. И не просто рассказывает, а сообщает о результатах уже предпринятых действий.
-