Прятки в облаках - Тата Алатова
Да он аферист, осенило Машу, чье мнение об окружающих металось в этот день будто флюгер. Или же настоящий ученый, что, впрочем, все одно.
— Разрешите мне, — взмолился вдруг Власов, — всю жизнь мечтал о персях! О женской общаге! О, только пустите меня в огород!
— Цыц, — рявкнул Вечный Страж, щелкая пальцами. В кабинет тут же просунул голову олень Васенька. — Подай мне, милейший, кофию. Что за времена! Ни хлеба, ни соли, одни сплошные хлопоты.
Алла Дмитриевна встревожилась.
— Может… обед заказать? — быстро предложила она.
— А еще не озаботились? — скривился Иван Иванович. — Да уж что теперь… Все равно обеды нынче не те: первое, второе и компот… Где стерлядь, где дичь, где карлы?
— Сегодня на обед прекрасный гороховой суп, — сварливо пробухтел секретарь Наум Абдуллович, появляясь с кофием. Судя по скорости, с которой он его наварил, требование Ивана Ивановича не стало для него сюрпризом. — И рыбные котлеты… с морковкой! Крутишься целыми днями весь в трудах, не то, что некоторые… дрыхнут-дрыхнут, а потом графины бьют. Казенные!
— Наум, — величественно ответил Вечный Страж, — я грохнул ту пошлейшую стекляшку тридцать семь лет назад. Тридцать семь!
— Вот-вот, — скорбно поджал губы старичок, — мало мне Зинки, вредительницы, так еще и этого пробудили. Графинов не напасешься!
— Наум Абдуллович, — твердо велела Алла Дмитриевна, — вы распорядитесь все же насчет стерляди… А студентам пора вернуться к занятиям.
Ну вот, грустно подумала Маша, им-то даже горохового супа теперь не успеть слопать.
***
Андрюша перехватил ее после последней пары, когда Маша, бдительно оглядываясь по сторонам в поисках неведомой врагини, неслась в библиотеку.
— Да стой ты, — он придержал ее за локоть. — Какая-то ты занятая второй день, ужас просто. А у меня к тебе важный разговор. Наиважнейший!
Голодная Маша даже смутиться не смогла. Слышал Андрюша про себя на коленях и с ирисами или нет, а буфет в библиотеке закрывался ровно в семнадцать ноль-ноль.
— Какой такой разговор? — резко спросила она, продолжая рваться вперед. Андрюша вынужденно тоже ускорил шаг.
— Так ведь оказалось, что меня хотят сразу три барышни! Словесница с третьего курса, такая, ну знаешь… Длинная. И первогодка с кудрями.
— А третья? — насторожилась Маша.
— Да кто ее знает… какая-то совершенно невзрачная девица, ее даже описать никто толком не смог… Мария, ты должна мне помочь.
— С чем? — изумилась она.
— Ну… — он очаровательно улыбнулся. Сверкнули ямочки. — У тебя же аналитический склад ума, и ты мой друг. Вот и скажи, с кем из них мне встречаться.
— А Циркуль считает, что я словесник, — ляпнула Маша, растерявшись от неожиданности. Ее великая любовь собралась встречаться с кем-то другим. Что ж, ладно, это вполне ожидаемо. Маша всю жизнь просидела на скамейке запасных, и ничто не предвещало, что она скоро ее покинет.
— Ты же черчение любишь, — озадачился Андрюша. — Откуда вдруг взялась лингвистика?
— Вот такая я разносторонняя, — пробормотала она, думая о Дымове и таинственном зеркале-артефакте. Неужто и вправду этот чокнутый препод сподобится на такие метаморфозы?
— Так с кем мне встречаться? — поторопил ее Андрюша, потому что впереди уже маячили величественные своды библиотеки.
— С первогодкой.
— Почему?
— Она на два года моложе, проживет дольше.
— Ну, Маша! — простонал Андрюша. — Может, тебе познакомиться с ними поближе?
— Мне? — поразилась она. Маша не могла себе представить, чтобы она просто так, без важной необходимости, вдруг заговорила с незнакомками. Да у нее язык к гортани присохнет. — Прости, Андрюша, но тут я тебе не помощница. Я же интроверт, который совершенно не разбирается в фиглях-миглях. Так что сам, все сам. А мне учиться надо.
Он посмотрел на нее с таким упреком, как будто Маша призналась, что торопится сожрать парочку младенцев перед сном.
— Ты серьезно? — спросил он с обидой.
Маша вздохнула. С учебкой шутки плохи. Не успеешь оглянуться, как схватишь четверку.
***
В общагу она прокралась уже затемно.
Возвращаться в это вдруг ставшее опасным место было страшно.
Именно здесь Машу собирались кроваво прикончить.
Почему никто не прислушался к ее здравой идее переехать? Потому что душегубица достанет тебя где угодно, было бы желание, подсказала сама себе Маша.
Поджилки все равно тряслись.
Прошмыгнув по лестнице и вздрагивая от привычных звуков, она замерла перед их комнатой, услышав из-за приоткрытой двери свое имя.
— Машка-то? — говорила Анька с хозяйственно-бытового. — Да она, считай, невидимка. Слова не скажет, только все зубрит да зубрит. Тихая, что твоя мышь…
Что плохого в мышах? Всяко лучше, чем пиявки, например, или змеи.
Маша вошла в комнату.
Первое, что ей бросилось в глаза, — это четвертая кровать, которая стояла аккурат перед ее, словно преграждая дорогу.
Второе — незнакомая девушка, уплетавшая за обе щеки конфеты. Пухлые, надо сказать, щеки. Крохотный яркий рот. Длинные рыжеватые косы. Вздернутый нос. Сарафан в ромашках.
— О, Машка, — Анька улыбнулась, но не слишком радостно. — А у нас тут пополнение. Вот, знакомься, Лиза из Питера. Перевелась внезапно.
— Здрасьте, — пролепетала Маша, глядя в лукавые круглые глаза и не зная, куда бежать.
Хотелось завопить на манер переполошенной монашки: бесстыдство! Бесстыдство! Мужчина в женской обители!
Но она изо всех сил молчала.
Жить-то хотелось больше, чем вопить.
Глава 06
Глава 06
Никогда еще Маше не было так неуютно в комнатке, которую они более-менее успешно делили с девочками. Конечно, ее порой раздражала досужая болтовня, время от времени здесь вспыхивали ссоры, иногда приходилось сглаживать углы, уворачиваться от насмешек или мириться с бардаком, который так и норовила развести безалаберная первогодка Вика Воробьева.
Но это всегда были девочки. Девочки!
А не мужчина-препод, пусть и припудренный старинным волшебством.
У Маши в горле пересохло от неловкости. Как подло с ее стороны привести его сюда втайне от своих соседок. Это же настоящее предательство.
«Кто-то из них мечтает прирезать тебя», — напомнила себе Маша, но стало только хуже.
Да еще Андрюша со своими зазнобами! Жизнь по какой-то причине решила осыпать Машу пакостями, а ведь она так старалась хорошо учиться и ничем не огорчать папу.
Растерянная, расстроенная, она напрасно пыталась утешить себя тем, что