Последний из Братства. Трон Света - Глеб Кондратюк
— Могу сказать тоже самое! — бросил Костеглод с кривой усмешкой.
Он принял на щит ещё один удар. В этот раз пламя хлынуло такой волной, что Костеглод едва удержался на ногах, а стоящий слева от него дружинник заорал, когда огонь разогрел его доспех до температуры, которую он уже не смог вынести.
Прометей не раз говорил, что он сам, как и многие другие члены их гильдии, играет на сотне. Так почему бы этим не воспользоваться?
В руках Костеглода появилась увесистая склянка, которую он с силой бросил в противника, отвлеченного другим дружинником. Когда она разбилась по месту схватки разнёсся полный боли вопль поглощаемого огнем человека.
Глава 227
Во время битвы за Забытый Предел первый Орден наглядно продемонстрировал, что побеждать в Дастриусе можно не только за счёт магии или иных сверхчеловеческих способностей. Достижения человеческого гения — тоже рабочий способ нанести поражение врагу. Костеглод больше всего запомнил не мины с гранатами, а именно зажигательные. Когда тебя всего обдаёт горючим маслом, которое ты просто не можешь потушить. Эта раскаленная смесь быстро растекается по всей экипировке, нагревает её металлические части, затекает в щели в доспехах, под них и жжёт уже кожу.
В тот день Костеглод дважды прошёл через подобную смерть и даже с болевой школой, заполненной на пятую часть — это были худшие его смерти в игре. Поэтому сейчас, он с садистским удовольствием наблюдал как Прометей превращается в человеческий факел. Дружина всё это время тоже не сидела на месте и развивала собственные рецепты изготовления подобного вооружения. После своего перехода в Дружину он лично поспособствовал разработке этой штуки, зная насколько она эффективна: каким бы сильным и способным не был игрок, когда всё тело горит, нормально драться он не сможет. Дружина приготовила ещё несколько таких «подарков» для Неустрашимых. В разных местах линии столкновения рождались новые чудовищные вопли объятых пламенем игроков.
И всё же Прометей не стал выходить из игры, а продолжал вопить от боли, отгоняя от себя этим воплем любого противника. Никто их союзников не пытался его потушить: все были заняты схваткой, да и прекрасно понимали, что это не обычный огонь и так просто его не погасить.
Ладно, пора с этим заканчивать.
Не то чтобы Костеглоду было жаль мучающегося человека, нет, просто он хотел сделать так чтобы именно Дружина (с его активным участием) первой сломила оборону противника. Он занёс топор для удара и опустил его вниз, на голову согнувшегося пополам Прометая. Тот в последний момент сквозь пелену боли, смог разглядеть удар и защититься — лезвие топора пробило наруч и вошло выставленное над головой предплечье.
Костеглод попытался надавить сильнее, но рука Прометея не шелохнулась. Склянка с жидким огнём разбилась где-то в районе живота прометая поэтому вся нижняя его часть была покрыта пламенем. Всполохи огня поднимались достаточно высокого чтобы обжечь шею и нижнюю половину избитого лица. Но взгляд единственного оставшегося глаза испугал Костеглода.
— Ты думаешь… я горю… первый раз?
На лице Прометея отразилась ужасающая гримаса, совмещающая в себе безумную улыбку, болезненный оскал и рождающийся крик. Под его кожей забегали волны светящейся энергии, такие быстрые и сильные, что их можно было увидеть невооруженным взглядом — Костеглод понял, что лидер Неустрашимых не врал и действительно играет с реалистичными боевыми ощущениями. Техника, которую они используют завязана на боли, чем больше боли испытывает владелец, тем сильнее становится. А что может быть больнее чем сгорать заживо? Прометей отдернул руку в сторону вместе с застрявшим в ней топором и ударил своей фалькатой. Костеглод еле успел выставить перед собой щит.
Родившийся от столкновения взрыв отбросил дружинника назад. Острая боль в сломанной руке на миг забрала всё его внимание, а потом потекший оттуда поток энергии вернул Костеглода в реальность, где Прометей схватился обеими руками за рукоять своего [Сжигателя Черепов]. Горение, взрыв, детонация — всё это одно явление, происходящее с разной скоростью. Магия сложная вещь, трудно превратить одно заклинание в другое, простым путём вроде добавлением огромного количества маны. Но всё-таки, если добавить действительно много…
Лидер Неустрашимых завыл как демон из преисподней и взмахнул своим мечом. Его удар породил вал огня, быстро растущий и ввысь, и вширь пока не превратился в настоящий направленный взрыв. Строй Дружинников разметало в стороны, кого-то убило, кого-то просто ранило, редкие игроки смогли устоять на ногах.
Остальные Неустрашимые тоже пошли в контратаку на врага. Большинство из них были игроками, которых Прометей нашёл ещё до обретения популярности, его стиль копировали игроки моложе, которых здесь не было. Но эти игроки с ним достаточно долго, чтобы привыкнуть к боли. Может не все из них играют на ста процентах, но все добравшиеся сюда имели болевую полоску выше пятидесяти. Смерть от огня болезненна и мучительна, но большинство из них уже проходили через нечто подобное. Поэтому боль не сломила их, а вызывала лишь ещё большую ярость. Впавшие в буйство, одни из-за боли, другие из-за злости на такой индивидуальный подход Дружинников, Неустрашимые в едином порыве рванули вперёд. Они били, резала, кололи и рубили всех, кто попадался им на пути. Те игроки по кому попала горючая смесь, сами превращались в оружие. Чтобы убить врага и было достаточно обнять его покрепче и держать так пока оба они не умрут.
Таёжник оказался одним из немногих, кого не погребло под этой волной ожившей ярости. Он и ещё несколько десятков оставшихся игроков медленно отступали под таким животным натиском, надеясь на скорое появление следующей волны атакующих. Командир Дружинников вскоре услышал их, а потом краем глаза увидел, как объятый огнём Прометей, силуэт которого едва угадывался в столбе огня, слишком большом, чтобы быть просто высвободившимся из склянки горючим веществом, в одиночку ринулся на отряд подкрепления.
Прометей к этому времени уже не слышал даже собственного рёва, ставшего похожим на рокот разбуженного вулкана. Языки пламени застилали ему взор, превратив вражеские подкрепления в смутные, неровные силуэты. Он уже и не чувствовал, как бежит на них — боль поглотила всё. Он горел. Ворох системных оповещений исчез из поля зрения то ли повинуясь его мысленной команде, то ли испугавшись его воя.
Боль стала его наказанием, самолично принятым и возведенным в абсолют. Он долго страдал и умирал. Боль не давала ему нормально сражаться, поэтому он быстро растерял все уровни, вернувшись на самый первый. Несколько месяцев он ходил один, первым
