Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - Петр Ингвин
Деметрия временно потеряла ко мне интерес, начав переговоры с подбежавшим курьером. И вовремя. Нервная изморось превратила мою только что гладкую кожу в аналог дорогой туалетной бумаги, сделав шершавой и пупырчатой. Ноги еще двигались на автомате, а мозг жал на тормоз, дергал ручник и изо всех сил давил клаксон: не-е-ет!!! В школу разбойники шли за ученицами, а сейчас у них в руках я и Тома – две царевны Варфоломеины.
Сомнений, куда мы идем, не осталось.
Но как же Зарина – единственный светлый лучик поглотившего нас темного царства, солнечное создание, едва вышедшее в свет, подобно расправляющей крылышки бабочке? Она в башне. Пусть взрослые разбираются в своих заморочках, пусть жгут и убивают друг друга сколько влезет, пусть переворачивают мир вверх тормашками, устанавливая новые порядки – при чем здесь Зарина?!
Остальных не жаль, как бы жестоко это не звучало. Даже в некоторых Писаниях, превозносящих любовь к ближнему и самопожертвование ради ближнего своего, не очень-то пекутся о дальних. На войне смерть одного своего солдата воспринимается болезненнее уничтоженных ответным атомным огнем сотен тысяч чужих. Так было и так будет. Нет ничего нового под солнцем, пока не построим на земле рай, некоррумпированную демократию или коммунизм, что равнофигственно в плане сбыточности и на мой несведущий взгляд является одним и тем же, поданным под разным словесным соусом.
Деметрия вот тоже строит царствие небесное. Конкретно под себя.
Понятливо кивнув на что-то сказанное шепотом, курьер умчался. Лес пошумел от пролетевшего ветерка, словно вызванного скоростью этого курьера. В зеленом потолке внезапно открылась полынья, куда заглянули любопытные облака: «Чего это вы там делаете, а?» Вычурный шлем Деметрии принял на себя удар упавшей с дерева тщательно целившейся шишки, но вызвал только стук, подергивание головы и недовольное скривление губ. Какая умная шишка, в немалом отряде выбрала именно того, кого надо. Только с весом недомудрила, лучше бы рухнуло само дерево. Или из облаков прилетел метеорит. Или посреди насилуемого разбойничьим движением леса проснулся небольшой вулканчик, поглотив нарушительницу моего спокойствия вместе со всеми ее черно-белыми замыслами.
Природа хоть и помогала, но как-то не очень. Не в полную силу. Шишка-снайпер с поставленной задачей не справилась. Надеясь на случай, но понимая абсолютную наивность такой надежды, я судорожно пытался что-то придумать. Перескакивая через упавший не в нужное место и время ствол, предложил:
– Почему бы вместо башен вам не взять крепость? Насколько я в курсе, Верховная царица в отъезде.
– Ты видела крепость?
– На картинке.
– Считаешь, ее легко взять штурмом?
– Зачем? Вас там знают, примут как родную, вы же и есть родная. А когда большинство ваших сторонников разными путями окажется внутри, захватите непобедимую другими способами цитадель. Проще защищаться в одной неприступной крепости, чем в множестве башен, которые можно поджечь и выкурить засевших там обитателей.
– Выкурить нельзя. В остальном читаешь мои мысли. Но вспомни молитву бойца: зашита и оборона – отсроченная смерть. Мы можем долго просидеть в крепости. Годы. И что? Лучше постоянно занимать новые территории и ждать, когда крепость сдастся сама. Выиграть нужно не битву, а войну.
Я блеснул эрудицией:
– Наполеон говорил: война – противопоставление своих нехваток нехваткам противника.
Деметрия подумала и согласилась:
– Правильно говорил, хоть и мужик, судя по имени. Победит тот, кто со временем наберет больше новых воинов. Откуда их взять в крепости? А у нас – целая страна. Крепостных можно призывать целыми деревнями.
– А если откажутся? У них семьи, хозяйство…
– Потребуются агитаторы – донести забитым крепостным слово о новом мире. О скором лучшем будущем. Что даже смертью в бою они приблизят счастье своей семьи. Пусть сделают это ради детей. За их светлое будущее.
– А если все равно не пойдут?
– Погоним силой, – равнодушно приподняла плечи Деметрия. – Выставим в атаку первыми между врагом и копьями своих, пусть попробуют не сражаться.
Вот и вся политика. Кто бы сомневался.
Ноги машинально ступали по траве и листве, перешагивали валежник, а в голове царил разброд. Томе проще, она девушка, слабый пол. На ней нет моральной ответственности, что почти задавила меня. Ее ответственность та, которую пожелает на себя взять, моя – чудовищна по весу для неподготовленных плеч. В маленькой стае разбросанных по новому миру землян я стал временным вожаком. Как же не хватает сейчас поддержки Малика, жизнелюбия Шурика, педантичной мудрости дяди Люсика… и времени, чтобы во всем разобраться. Чтобы перевернуть ситуацию в свою пользу. Хотя бы не в пользу противника. И свободы не хватает, чтобы что-то сделать. А что-то сделать можно всегда, даже когда не знаешь что. Вспомним того же Наполеона: «Главное в войне – ввязаться в нее».
Я ввязался. По уши. И теперь я главный. Нет рядом папы, нет Малика, нет никого, кто выступил бы в роли доброго дяди. Страшно сознавать, но с этого момента добрый дядя, без чьей помощи не решится ни одна проблема – я. Только я. Как сказала Тома недавно: мы ведь уже большие. Увы. Слишком рано. Но.
Я – мужчина. Поэтому:
Я не ною и не жалуюсь. Я пересиливаю.
Я не прошу. Я действую.
Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь.
Для меня нет невозможного. Трудно – да, долго – может быть, но не невозможно.
Вот так. Если кто-то говорит, что от него ничего не зависит – врет, позорно и трусливо. Всегда и все зависит от каждого. Повторяю для тех, кто в домике: от каждого! Слабость, неумение, страх – не оправдание. Боязнь общественного мнения, дееспособная демократия, подчинение активного меньшинства ленивому большинству – набор чуши, в которую, к моему удивлению, многие верят. Собрались вместе двадцать львов и сто баранов – кто из них большинство? Какие законы примет парламент в таком составе? Вы все еще верите в демократию, что она существует для вас? Тогда мы летим к вам, как говорят военно-воздушные силы известного рассадника цивилизованности.
Слабый человек – мертвый человек. Слабое общество – мертвое общество. Но общество состоит из людей. Из львов и баранов. Поэтому, быть слабым – предательство. Какие верные слова, хоть и сформулированы моими идейными противниками. Но сейчас я обязан вырваться из рук оппонентов тех оппонентов. Чтобы отоппонировать не нравящихся мне тех и других. И демократизировать чуток, чтоб еще радовались и восхваляли великого отоппониратора. У демократов всегда так, стада баранов славят львов. Иногда – чужих. Иногда не хвалят. Бывает, даже блеют издали, что у
