Мы остаёмся жить - Извас Фрай
Я должен был найти в этом аду Марию – она единственное моё спасение от кошмаров, которые будут длиться до вечера, всю ночь, весь завтрашний день и целую вечность для тех, кто оказался здесь. Без Марии – мне не зачем спасаться. Лучше мне умереть тысячу раз, чтобы допустить, чтобы кто-нибудь нашел её до меня. Я блуждал по лабиринтам Парижа, будто бы без всякой цели – действительно, я надеялся что ли, что она сама попадёт мне на глаза?! Но где мне её искать? Какие шансы, что она ещё жива или останется в живых, когда я найду её? Лишь бы не опоздать.
Как же много пыли в этом воздухе. Здесь люди разучились ходить и теперь могут только бежать сломя голову, пока рано или поздно не сваляться на землю без сил. Потом их подберут. Но даже после смерти между мертвецами не будет равенства. У гробовщиков работы не станет больше; она появится только у могильщиков. Мастерам по изготовлению гробов придётся закрыть свои мастерские и попробовать найти себя в другом ремесле. Только павших версальцев будут хоронить как солдат. От остальных же избавятся как придётся. Даже избежав участи жертвы, но всё равно оказавшись здесь, людям кажется, что этот кошмар не кончится никогда.
Пройдя несколько улицу, я оказался на бульваре Сен-Мартен, а оттуда попал во второй округ. Только в квартире её матери, что жила в седьмом округе, на том берегу Сены, я имел хоть какой-нибудь шанс найти Марию. В опустевших кварталах второго округа, теснившихся к реке, ещё не так был слышен запах разгрома коммуны. По дороге на меня напал сумасшедший, который сначала попытался убить меня с помощью камня, а когда ему это не удалось, расплакался у меня в ногах, крича на всю улицу о наступившем конце света. Кажется, внимание на меня обращали теперь лишь сбежавшие из приютов безумцы. Будто я снова оказался капитаном корабля дураков, затонувшего четыре века назад. Конец света – это слишком хорошо. Вряд ли этот кошмар когда-нибудь кончится.
Я шел по обрывкам воспоминаний, долго блуждая по лабиринтам улиц, постоянно сталкиваясь с людьми, спасающихся бегством, а так же с коммунарами, решительно настроенными сражаться до конца и погибнуть. Наконец, я добрался до нужного мне дома. Квартира на третьем этаже, принадлежавшая её матери – дверь слева. Как же давно она не появлялась там?! Осталось ли ещё что-нибудь целым там, после разбоя мародёров? Всё это было бы неважным, если бы я не нашел её там; кроме этого места оставалось только одно, где она могла бы быть – трупная яма. Надеюсь, она вернулась домой, пусть лишь потому, что её ребёнку грозит опасность. По своей воле, она никогда бы не вернулась к родителям.
Я поднялся по лестнице, постучал три раза в дверь. Никто не открыл, а изнутри не доносилось ни единого звука. По всему дому валялись осколки. Мне пришлось выбить двери и ворваться внутрь силой. Кажется, после этого я перестал быть таким уж невидим. Её мать, притворявшаяся, что её нет, сначала пронзительно закричала, а уже затем перешла на человеческий голос:
– Пожалуйста, месье, прошу вас – здесь уже были люди, они всё забрали, у меня ничего не осталось. Пожалейте старую женщину, пожалуйста.
– Мадам, вы меня не помните? Я друг вашей дочери и пришел, чтобы спасти её.
– О, месье, умоляю, не трогайте мою дочь!
– Мадам, она сейчас здесь? Я хочу её спасти, увести из города, ради её ребёнка. Она беременна. Отец, наверное, уже мёртв. Я был его другом и хочу спасти их дитя. Нужно поторопиться – нельзя допустить, чтобы Марии пришлось рожать здесь.
– Я правда не помню вас, месье, но вы опоздали. Мой муж отправился вместе с ней к нашей знакомой акушерке. Воды отошли слишком рано, если не поторопиться, ребёнок может погибнуть. У нас в доме не осталось денег, месье, это правда, они всё забрали…
– Как давно она ушла?
– Отпустите меня, месье, я умру. Не надо, прошу вас, уходите.
– Мадам, ради вашей дочери и внука, скажите мне, где живёт ваша акушерка? На улицах сейчас бойня – вы представляете, в какой ваш муж с дочерью находятся в опасности?! Пожалуйста, скажите мне, где они и я уйду.
От страха, сердце этой женщины, казалось, вот-вот перестанет биться. Но она назвала адрес. И я не стал терять ни секунды. Это находилось всего в нескольких кварталах отсюда. Но каким бы близким не оказался бы путь, он будто растягивался в памяти и пространстве. Всё время, что ушло у меня на преодоление этого необозримо далёкого расстояния, я думал о ней.
Приказы версальских генералов их солдаты исполняли беспрекословно, с радостью и воодушевлением, будто в один миг с цепи сорвались все их демоны. И вот-вот, среди бури смертей и ярости, раньше времени должен был родиться ребёнок от самой прекрасной девушки во Франции – по крайне мере, для меня она точно была ею. Больше всего я боялся не успеть. Страшно представить, какая опасность может угрожать ребёнку, выбравшему себе время для рождения в один из самых ужасных дней века.
Когда я добрался до нужного дома, то вспомнил, что не знаю, какая мне нужна квартира. Тогда, то ли из-за страха за Марию, то ли из-за ужасов за окном, я словно обезумел и стал стучать во всех двери – но никто, конечно, мне не открыл. Если кто и был живым во всех этих квартирах, то они сделают всё, чтобы никто об этом не догадался, вздрагивая от каждого шороха и звуков человеческого голоса. Я бы выбил все двери в этом доме, но меня остановил пронзительный женский крик. В мёртвой тишине дома его не трудно было услышать даже с первого этажа. Он доносился из последней квартиры на самом верху. Ещё немного и я снова увижу её. И мы найдём способ сбежать отсюда – я всегда находил. И возьму её с собой.
Я открыл дверь, из которой доносились крики, и вошел внутрь.
– Стойте, – прохрипел старик, наставив на меня пистолет, по виду, точно из прошлого века, – ещё один шаг и вы нежилец, месье.
– А-а-а-а! – кричала Мария, так перекосив лицо, что его трудно было узнать.
Акушерка, принимавшая роды, будто не слышала её.
– Ну… вот так, ещё немного.
– Пропустите меня. Я был другом Жоржа и Марии, и имею право быть здесь.
Старик неуверенно опустил пистолет.
– Свои слова
