Птицы - Владимир Торин
– А давно вы там живете? – спросила Арабелла. – На восьмом этаже?
– Всю жизнь, – последовал ответ.
Мистер Риввин залез на чердак, повесил удочку на гвоздик и зашвырнул в окно сперва один свой башмак, затем другой. После чего закрыл створки.
– Обожаю искать башмаки, – пояснил он, но странные привычки не-птицы Финча сейчас не заботили.
– Если вы всю жизнь живете на восьмом этаже… – сказал он, запнулся и спросил иначе: – А как же ваша… мама?
– Какая еще мама? – удивился мистер Риввин и снова зевнул – шире прежнего: – Уаэ-э-эа… Как же хочется спа-а-ать… Пойду прилягу. Рад был по… – на этот раз он зевнул так широко, что, казалось, вот-вот верхняя половина его лица откинется назад, как крышка у шкатулки, – общаться, маленькие нетолстые люди.
После чего, под изумленными взглядами детей, этот странный господин подошел к деревянной колонне и как ни в чем не бывало пошагал по ней вверх. Добравшись до поперечной балки, на которой, каким-то чудом удерживая равновесие, стояла кровать, он отбросил в сторону серое одеяло с узором в виде синих цветов и несколько раз с шумом взбил подушку. Забравшись в постель, не-птица укрылся так, что наружу остался торчать только его длинный белый нос, и всего две секунды спустя захрапел.
– Что будем делать? – прошептал Финч, повернувшись к Арабелле.
Но девочка глядела вовсе не на мистера Риввина. Расширенными от страха глазами она уставилась на дрожащее под напором непогоды окно.
– Буря… – сказала она. – Мы не успели.
Рука Арабеллы разжалась и выпустила ладонь Финча. Девочка без сил рухнула в снег. Буря потащила ее безвольное тело в рыжевато-коричневом пальто, словно жалкий обрывок газеты. Финч бросился за ней… Дети были в сердце пустыря или, быть может, на его краю. Финч уже давно не мог точно сказать, где именно они находятся. Никакого неба не наблюдалось. Никакого солнца. Никаких фонарей. Никакой земли под ногами. Кругом только непроглядное белое марево: вытянешь руку, и метель будто сглодала ее. Ветер выл так громко, что не было слышно даже штормовую тревогу.
Неизвестно, сколько прошло времени после того, как они покинули дом, в котором обитал мистер Риввин, – может быть, час, а может, все десять…
Час (или десять часов?) назад, с трудом отворив дверь, они рухнули прямиком в бурю. Дети держались за руки, боясь отпустить, ведь иначе, в этом не было сомнений, они друг друга потеряют и больше никогда не найдут.
Финч и Арабелла медленно преодолевали переулок, прокапываясь через стену снегопада, когда ветер утихал, и почти совсем не продвигались, когда он, словно нагнетаемый чудовищными винтами, дул им навстречу. Приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы не только шагать, но и просто устоять, когда он ударялся о них всей своей злобой. И все это притом, что буря только началась – пока что она словно пробуждалась, потягиваясь и похрустывая костями.
В кварталах было еще терпимо: дома, выстроившиеся вокруг узких улочек Гротвей, хоть как-то сдерживали метель. Дети этого не понимали, пока не преодолели квартал, отделявший их от пустыря, и только тогда впервые столкнулись с настоящей стихией.
Оказавшись на пустыре, они будто встали на краю безбрежного моря. Ну а сделав всего три шага по нему, утратили и тот край, который был там, откуда они пришли. Гротвей за спиной исчез, словно его никогда и не бывало.
Финч с досадой вспомнил слова Арабеллы – едва ли не последнее, что она сказала, когда они оказались на улице: «Через мост далеко… Пойдем напрямую… так ближе…»
И правда, родной Горри ведь располагался так близко. Но только в обычное время. А сейчас… Пустырь, который можно было пересечь за двадцать минут, Финч и Арабелла уже преодолевали, казалось, целую вечность.
Ветер бил их и толкал. Дети пытались не падать, но время от времени то Финч, то Арабелла оказывались на земле. И все же они поднимались и упрямо шли дальше. А потом силы у девочки закончились, и пурга победила ее…
Когда Арабелла рухнула в снег, Финч бросился к ней, схватил ее, взволок на себя и потащил. Девочка висела в его объятиях, как огромная неживая кукла, и он не мог понять, дышит ли она еще.
«Не умирай… – пульсировало в голове. – Пожалуйста, не умирай…»
Финч встряхнул Арабеллу, но она не отреагировала, и тогда он до поры до времени оставил всякие попытки привести ее в чувство. Просто до боли сжал зубы и потащил девочку через пустырь.
Ему было невероятно тяжело – каждый новый шаг давался с таким усилием, словно Финч выковывал его в кузне. Горло исторгало лишь хрипы – по ощущениям, оно покрылось наростами из сосулек, а снег… Часто снег сравнивают с пухом и перьями из подушки, но мало кто оказывался внутри этой самой подушки, которую к тому же как раз кто-то нещадно встряхивает. Финч был облеплен снегом уже с ног до головы. Тот проник под воротник пальто, забился в рукава, даже каким-то образом оказался под шапкой. Кожа Финча покрылась толстым белым слоем этого проклятого снега – даже шевеление губ и щек уже не могло его стряхнуть. Мальчик боялся, что если проведет по лицу ладонью, то снимет вместе со снегом и кожу.
Финч не видел, куда идет, – казалось, тонкая заледеневшая корка затянула даже глаза. Он просто брел, не разбирая направления, – тащил Арабеллу, по колено увязая в снегу…
Бок Финча неожиданно обожгло. Сперва мальчик решил, что совершенно его отморозил, и потер пылающее место, но дело было вовсе не в холоде. Наоборот! Сунув руку в карман пальто, он достал оттуда… Поначалу Финч даже не понял, на что смотрит…
Черное перо! Обжигающее черное перо! Снег рядом с ним выделывал что-то странное – не смея приблизиться к этому перу, он будто облачил его в большую, размером с банку из-под варенья, сферу. А еще от жара он начал ломаться и отваливаться кусками с перчатки Финча…
Решение возникло сразу же. Финч его не обдумывал – просто взял и сделал: засунул перо Арабелле за шиворот.
Стоило только мальчику выпустить его из руки, как он ощутил, что буря вновь навалилась на него всем своим весом. Как будто кто-то огромный собрал весь город в холщовый мешок – вместе с домами, мостами и фонарями – и обрушил этот мешок на голову крошечного Финча.
Маленький отсталый мальчик против бури…
Глупо! Отчаянно глупо было пытаться преодолеть бурю! Столь же глупо, как… пытаться преодолеть бурю – тут даже не с чем сравнить. Следовало остаться в доме мистера Риввина. Но они решили рискнуть…
«И зачем мы только вышли?! – яростно думал Финч. – Почему мы такие глупые?!»
А еще Финч вдруг пожалел, что он просто мальчик. В этот миг ему больше всего на свете захотелось быть не-птицей. Чтобы не ощущать холод, чтобы можно было исчезнуть отсюда – где бы он сейчас ни находился – и появиться у дверей дома. Просто появиться у дверей дома!
И все же не-птицей Финч, к своему огорчению, явно не был, и ему не оставалось ничего иного, кроме как продолжать делать то, что он и так делал, – машинально переставлять ноги, совершая шаг за шагом.
При этом он пытался думать о чем-то. Пытался хоть как-то отвлечься от невероятного холода. «О чем же подумать?! – думал Финч. – Почему ни о чем не думается?! Кроме того, как… как же холодно…» Финч будто стал частью метели. Он шел, пока ветер бил его в спину. Когда ветер менял направление – замирал и сгибался, дожидаясь, когда же тот подует в другую сторону. И вот так он медленно продвигался: совершал несколько шагов, останавливался, покрепче прижимал к себе Арабеллу, после чего снова делал пять-шесть шагов. Так и брел… куда-то.
И в какой-то момент Финч почувствовал, что больше не надеется куда-то дойти в итоге. Он не понимал, почему еще не мертв. Не понимал, почему ему все еще удается тащить Арабеллу. Взрослые – сильные, высокие, крепкие – погибают в бурях, так почему он, маленький и жалкий, все еще бредет? Почему его ноги хоть и изредка, но все же еще совершают шаги? Куда ему нужно? Да и зачем? Он так устал, так измотан… Почему просто не присесть? Передохнуть немного… Может, потом будет легче идти? А может, и не
