Сердце Эрии - Эйлин Рeй
Эспера больше не было.
Я кричала, даже когда Арий, который, оказалось, дремал на диванчике, прижал меня к груди. Кричала, даже когда голос сорвался и охрип, а в глазах не осталось слез. Кричала до тех пор, пока Маретта не воткнула в мое плечо острую иглу и металлический поршень шприца наполнил мои вены успокаивающим лекарством, которое очень скоро утянуло меня во мрак.
Когда я проснулась в следующий раз, то сил на слезы во мне уже не осталось. Их не нашлось ни на что: ни на крики, ни на жизнь, в которой я больше не видела смысла.
Эспер не умер.
Я поняла это, когда вихрь страха перестал кружить мои мысли и отпустил их, будто палую листву, а тугая боль растворилась в пустоте.
Он просто ушел.
Руками Маретты разорвал нашу Связь и вернулся в Чащу, куда его тянули волчьи голоса, что сводили меня с ума.
Напоследок, будто прощальную записку на пороге опустевшей хижины, Эспер оставил мне память о своей теплоте и заботе. Он любил меня и хотел, чтобы я прожила свою жизнь в спокойствии, чтобы мои мысли и чувства принадлежали лишь мне одной, чтобы я слушала и наслаждалась лишь голосами своих близких, а не угасала под тяжестью волчьего воя.
Он хотел для меня счастья. Но как я могла быть счастлива после того, как он ушел, забрав с собой мою душу?
Я даже не понимала, как теперь жить.
Днями я лежала в кровати, больше не способная ни плакать, ни говорить. И все, о чем я мечтала, – закрыть глаза и рухнуть в бездну, разверзшуюся в моей груди, утонув в вязкой пустоте. Но друзья упорно удерживали меня на краю.
Арий проводил со мной каждую свободную минуту. Вечерами он молча сидел рядом, напряженно обнимая меня за плечи, а ночью прижимался к моей спине, зарывался лицом в спутанные волосы и не разжимал крепких рук, будто боялся, что стоит расслабить объятия – и я сорвусь в пропасть. Он держал меня и просто ждал, пока я оторву взгляд от манящей на дне черноты, никогда не пытаясь оттянуть меня насильно – в отличие от Шеонны и Эссы.
Шеонна каждое утро приходила меня накормить и заставляла глотать пищу, даже если та просилась наружу от тошноты. И пока я пыталась есть, подруга трещала без умолку обо всем, что увидела или услышала за прошлый день, – она думала, что без этих пустяковых событий я забуду, что такое жизнь. А Эсса каждый раз настойчиво пыталась вывести меня на прогулку, чтобы мое тело не ослабло от лежания и недостатка свежего воздуха. Она стаскивала меня с кровати, игнорируя мои попытки сопротивления. Иногда мне удавалось садануть ее, на что Эсса отталкивала меня и уходила из комнаты. А на следующий день она возвращалась, и все повторялось. И те дни, когда ей удавалось выволочь меня на улицу хоть на пару минут или просто на порог, были ее маленькой победой.
Азарис Альгрейв тоже навещал меня, но он лишь робко заглядывал в комнату и подолгу не решался со мной заговорить. Его золотые глаза померкли и наполнились печалью: наверно, ему казалась, что он вновь теряет свою семью.
– Когда тебе станет лучше, мы найдем твоих родителей… – пообещал он однажды.
Но это «когда» не наступало. Мне не становилось лучше. Пустота пожирала изнутри, и я мерзла даже в объятиях Ария.
– Завтра Маретта устраивает званый ужин. Она говорит, что устала от тишины на Пике, – как-то сообщила мне Шеонна, пока я пыталась прожевать овсяную кашу с медом и малиной. – Не бойся, я не собираюсь заставлять тебя спускаться, хотя уверена, что Эсса попытается. Но я была бы рада, если бы ты просто выглянула с галереи – я почувствую, что ты рядом, и мне не будет так одиноко в незнакомой толпе.
Поджав губы, я медленно опустила полную каши ложку обратно в тарелку.
– Прошу, только не вини меня за то, что я пытаюсь жить дальше после всего, что мы пережили. – Шеонна порывисто положила руку на мое колено и с мольбой посмотрела в мои глаза. – И ты тоже должна начать пытаться. Именно этого для тебя хотел Эспер. – Ее голос дрогнул при упоминании друга. – Он хотел, чтобы ты снова жила, а не губила себя и Ария.
Я недоуменно изогнула бровь, Шеонна непроизвольно повторила мой жест.
– Ты не замечаешь этого? – удивилась она. – Он пытается удержать тебя от падения, но ты утягиваешь его за собой.
Тем же вечером, преодолев себя, я на ватных ногах выбралась из комнаты, миновала несколько поворотов коридора и остановилась у кабинета Маретты. Дверь была приоткрыта, и на пол перед ней падала желтая полоса света. Я бесшумно подкралась и заглянула внутрь.
Арий стоял напротив окна – ночь непроглядной пеленой залепила стекло – и читал письмо. Затаив дыхание, пытаясь унять стук собственного сердца, которое гулким боем могло выдать мое присутствие, я внимательно разглядывала его профиль. На бледной коже под потускневшими глазами пролегли темные круги, уголки губ поникли – я поймала себя на тоскливой мысли, что слишком давно не видела улыбки Ария, – а в его черных волосах блестели серебряные пряди, которые он больше не прятал под краской.
Он казался сломленным, и виной тому была я. Сердце екнуло. Мне хотелось ворваться в комнату, прильнуть щекой к его напряженной спине и замком сцепить руки на груди, но отчего-то я не могла пошевелиться.
Арий скомкал письмо и запустил его в мусорную корзину – бумажный комок ударился о ее край и шлепнулся на пол в груду таких же ненужных бумаг. Вернувшись к столу, он вынул из стопки писем очередной запечатанный конверт и, будто ощутив мое присутствие, вдруг настороженно замер. Я пугливо попятилась и, снова нырнув в полумрак коридора, услышала, как заскрипел нож, распарывающий бумагу.
Вернувшись к своей комнате, я заметила Муирна. Он неподвижно замер на перилах галереи перед моей дверью и пытался остаться незамеченным, затерявшись среди каменных изваяний, украшавших дом. Вот только его выдал сливовый сок, что стекал по сжимающей надкусанный фрукт лапе и тихо капал на пол. Я открыла дверь комнаты – дракончик следил за мной с любопытством, но я знала: он будет молчать обо всем до тех пор, пока молчу я.
Пик проснулся с первыми лучами солнца. Мерный гул голосов и шорох шагов заполнили коридоры: слуги суетились, вычищая дом до блеска. А с кухни, которая находилась в глубине скалы, потянулись пряные ароматы, настойчиво просачиваясь под мою дверь. Я заперла ее на замок прежде, чем Эсса успела ворваться в спальню с ворохом платьев, которые я не хотела надевать, – вот уже многие дни моей излюбленной одеждой оставались только ночные сорочки.
Кстати, сколько прошло этих дней? Недели, месяцы? Я потеряла им счет – в пустоте время тянулось нескончаемо долго.
Свернувшись на кровати, я крепко прижимала к груди пуховую подушку, будто могла ею заткнуть зияющую под ребрами дыру. Друзья пытались пробиться ко мне до самого вечера, но стоило оркестру заиграть в главном зале, как мои двери перестали сотрясаться от требовательных ударов. Теперь я могла насладиться одиночеством, но что-то не давало мне покоя и неутомимо тянуло за порог.
Не выдержав, я накинула поверх сорочки шелковый халат в пол и повернула в дверях ключ. Повязок на руках я больше не носила: старые шрамы казались бессмысленными на фоне моей расколотой души, трещину в которой не могла скрыть ни одна лента. Даже если я завернусь с ног до головы в тяжелое одеяло, то сквозняк, тянущий из пустоты, сорвет его с моих плеч.
Я тенью проскользнула к лестнице, спустилась на пару ступеней и села, наблюдая за залом через толстые балясины. Гостей было немного, но окутывающая их искренняя радость
