Птицы - Владимир Торин
Впрочем, забот хватало и без кукол. Теплорешетка не справлялась с потоком жильцов и напором метели в двери. Возле окошка консьержки было натоптано: снег таял и превращался в слякоть, а неотесанный Бартоломью был слишком занят доставкой жильцов и их заказов на этажи и не мог найти минутку, чтобы все убрать. Миссис Поуп постоянно озиралась в поисках этих несносных детей – вот кто пригодился бы сейчас со щетками и швабрами, – но, как назло, маленькие проныры куда-то запропастились…
А еще ее постоянно подгоняли эти недотепы в синих мундирах. Констеблям вынесли два удобных кресла, но вели они себя нагло и совершенно бесцеремонно, комментируя каждое действие запыхавшейся консьержки, требуя разжечь наконец камины на первом этаже и при этом напоминая ей о том, что времени осталось совсем мало – как будто она могла об этом просто взять и забыть! Так, ко всему прочему, мистер Доддж еще и закурил свою трубку, и по всему первому этажу поползли синие облака от его смрадного полицейского табака.
«И почему они именно здесь всегда остаются?! – мучил бедную консьержку вопрос. – Почему не в шестнадцатом или восемнадцатом?! Как будто и без них мало суеты!»
Жильцы между тем упомянутую суету лишь разводили. Мистер Эдвинс вдруг решил выбить ковер на заднем дворе, мистер Драммин заказал дюжину ящиков вина («Запас на время непогоды, вы понимаете, миссис Поуп!»), мистер Блувин спустился, чтобы сообщить, что на одном из этажей им лично был замечен ошивающийся без дела снеговик, и спросил, каким это, интересно, образом тот мог проскочить мимо всегда такой внимательной миссис Поуп.
«Каким это, интересно, образом?! – гневно подумала консьержка. – Да сейчас мимо мог бы промаршировать взвод парострелков, а я бы не заметила! Столько дел! Кстати, о делах… Так, что там на очереди в списке? Ага: удостовериться, что все окна в доме перекрыты штормовыми ставнями».
– Бартоломью! – воскликнула консьержка, обращаясь к личному прислужнику, а по совместительству супругу. – Отправляйся во вторую и десятую. Закрой ставни вдовы Лилли и проверь, закрыла ли свои эта дырявоголовая карга Горбль! К слову, ты закрыл ставни на чердаке?
– Еще вчера.
– Хорошо. После того как разберешься с оставшимися ставнями, отнеси ящики со свечами и бутыли с керосином в подвал. А раз уж ты будешь в подвале, то собери заодно и кровати.
Кровати, о которых шла речь, предназначались для любого, кто окажется незадолго перед бурей возле дома или в самом доме и не сможет выбраться из-за непогоды. Обычно собирались две кровати для констеблей и еще три запасных. Как бы ни была консьержка против чужаков, ночующих на вверенной ей территории, она не могла преступить закон – особенно в присутствии его ярых (когда им это удобно и выгодно) представителей. А закон требовал впускать всех, кто будет просить помощи в бурю.
– Почему я должен постоянно собирать эти кровати? – проворчал мистер Поуп.
– Потому что такой порядок, – раздраженно ответила супруга нарочито громко – так, чтобы услышали констебли. – Не могу же я идти их собирать? Я занята здесь, как видишь!
– Мы можем поменяться.
– Ну да, не хочешь выпить «размечтин»? Тут и так кавардак – ты с ним не справишься. А мне еще нужно покормить Мо! Она ничего сегодня не ела!
Что касается Мо, то она очень плохо переносила снежные бури. Начать с того, что ее раздражали суета, шум, грязь, чьи-то нервы, висящие тут и там, словно нитки. А еще она невероятно мерзла. Поэтому уже довольно продолжительное время кошка возлежала на радиаторе теплофора, приняв своим лысым телом форму его верхней гармошчатой поверхности. Она глядела на стену у подвальной двери и, как и констебли, ожидала, когда же уже откроют наконец заслонки и разожгут три больших камина.
Взмокшей и покрасневшей миссис Поуп, пытающейся разобраться со штабелями ящиков и коробок, сгруженных у ее стойки, пока что было не до того.
Постоянно подходил кто-то из жильцов, интересуясь, что там с его посылками. Консьержка огрызалась, выдавала ящик или коробку и сверялась со списком дел, напоминая себе, что нужно не забыть и послать Бартоломью за зловонным пьянчугой Хэммом. Она бы с радостью снова оставила его в этой ржавой развалюхе, но полицейский следователь из Департамента Бурь, пришедший вскоре после предыдущей бури (явно по доносу кого-то из подлых жильцов), мягко намекнул, что, если старик останется еще в одну бурю вне дома, миссис Поуп лично проведет следующую в застенке…
Вот такое беспокойное, суетливое утречко. А затем по всему городу неожиданно взвыла штормовая тревога, и миссис Поуп ненароком выронила из рук небольшую коробку. Изнутри послышался звон разбитого стекла, а из щелей коробки на пол стала вытекать темно-зеленая жидкость с отчетливым ядовитым запахом. Судя по тому, что посылка предназначалась для склочного мистера Эдвинса, это явно была какая-то отрава – для мышей или для соседей, уж кому как повезет.
Ругаясь себе под нос, консьержка принялась убирать эту локальную катастрофу под досужими взглядами констеблей, под взволнованные вопросы мистера Гринвуда, не его ли это была бандероль, и под осуждающее качание головой мадам Флёрхаунд. Так еще и Мо зачем-то вдруг спрыгнула с радиофора и решила попробовать на вкус бывшее содержимое бывших склянок. Пришлось ее отгонять…
И именно в этот момент по лестнице на первый этаж спустились дети. Они шли, понуро опустив головы, в сопровождении миссис Чаттни, которая с деланой заботой придерживала их за плечи.
– О, Финч! – воскликнул мистер Перкинс, только завидев мальчика. – Ты мне нужен! Появились вопросы касательно твоего дела!
Констебль Доддж утомленно вздохнул: с недавнего времени Перкинс решил его доконать этими своими полицейскими делами. Вечно суется куда не просят, лезет во всякое, вынюхивает и – страшно подумать – расследует! И его нисколько не заботит, как это отразится на моральном благополучии, приятном неторопливом распорядке дня и – что важнее! – карьерном росте его старшего коллеги. Ведь он, Варфоломеус Доддж, получает теперь сплошь нагоняи. Господин Помм, инспектор всего Горри, уже очень сердится. Он так и сказал Додджу при последней встрече: «Хватит! Хватит расследовать! Хватит проводить аресты! Вы не для того служите в полиции, чтобы это делать! Из-за вас уже некуда сажать этих проходимцев! Приходится запирать их в сундуки! Так и сундуки больше некуда ставить! Их начали уже в моем кабинете складировать! Если не уймешься, Доддж…»
Мистер Доддж и рад был бы уняться, но вот его младший коллега явно не понимал всех возможных последствий этой никому не нужной и откровенно вредящей продуктивности. Откуда Перкинсу было знать, что господин Помм боится, как бы кто-то из высокого начальства не оценил результативность его участка с улицы Грэйсби. Ведь в таком случае его чего доброго повысят и переведут куда-то, где придется работать в поте лица, в то время как у него здесь теплое, насиженное место, его вялотекушие дела, его знакомые «голубчики». Он слишком стар и важен, чтобы вдруг начинать работать. Да еще по вине каких-то двух констеблей с какого-то там пустыря.
К радости и мстительному удовлетворению мистера Додджа, миссис Чаттни сама решила поставить этого выскочку на место.
– Сэр! – уверенно и твердо сказала она Перкинсу. – Боюсь, все вопросы придется отложить до того, как дети вернутся.
– Вернутся? – удивился младший констебль. – Но куда им идти?! Скоро начнется буря. Уже пустили сирену.
– Мы идем… – начал было Финч, но миссис Чаттни с силой сжала руку на его плече.
– В лавку за печеньем, – сказала она. – Им нужно успеть до бури. И если они не будут возиться, то как раз успеют.
– Но зачем? – констебль упрямо не желал понимать. – Уже все лавки, должно быть, закрыты. Да и что это еще за печенье такое, ради которого…
– Очень вкусное, – с улыбкой ответила миссис Чаттни. – Дети, – она развернула их к себе и выразительно поглядела на обоих. – Поторопитесь. И не вздумайте обмануть меня и взять другое печенье. Потому что
