Юрий Никитин - Артания
За ней, стараясь держаться поближе, двигались тесной группкой целый ворох женщин и оба мага. Горасвильд явно гордился возможностью стоять рядом с Иргильдой, старый Барвник явно тяготился, но, пока тцар отсутствует, кто смеет отказать в желании жены тцара сопровождать ее на прогулках? Сейчас он проводил задумчивым взглядом прямую спину с широкими плечами. Поперек косых мышц багровеет свежий шрам, чересчур близко к спинному хребту. В глазах вызов и отчаяние, мрачная решимость драться со всем светом.
– Несчастный? – переспросил он задумчиво. – Не скажите, Ваше Величество… Иргильда фыркнула:
– Да ты посмотри на него!
– Свойство любви в том, Ваше Величество, – осторожно сказал Барвник, – что она дает благо именно тому, кто ее испытывает…
Иргильда нахмурилась, голос ее прозвучал брезгливо:
– Что-то говоришь непонятно. Маг поклонился, сказал смиренно:
– Простите, Ваше Величество. Я привык разговаривать с тцаром, а он меня понимает.
Она фыркнула, ушла в сопровождении фрейлин и Горасвильда. Барвник с непонятным выражением смотрел вслед. Когда никого не оказалось вблизи, с губ его сорвалось горькое:
– Что знает о любви тот, кто не презирал именно того, кого любил?
А Придон двигался через зал, почти ничего не видя перед собой. Перед глазами непрошено появилось и не хотело исчезать счастливое лицо Скилла. Таким он никогда не видел сурового брата. В глубине черных глаз, где он всегда видел готовность подраться, вступить в схватку, сломить противника, в глубине черных, как поспевшие ягоды терна, глаз, в которых всегда готово вспыхнуть бешенство воина, вчера он видел дивный чистый свет!
Это не портило брата, еще как не портило. Он стал еще выше, сильнее, краше, теперь похож на спокойного уверенного в себе бога воинских забав. Но ведь с Куявией не то что воюют, но… Нет, и это не то. При чем тут воюют или не воюют. Но та женщина – знатного рода, у нее здесь дворец, – слуги… Тайком не увезешь, знатные люди у всех на виду… Он едва не сбил с ног Черево. Тот отскочил, ухватил за рукав.
– Куда прешь? У меня для тебя новость.
– Ну?
– Тцар возвращается. Уже прискакали гонцы, велят к его появлению готовить ванну с горячей водой, собрать на стол.
– Итания? – выдохнул Придон.
– Будет вот-вот, – сообщил Черево довольно. – Сперва ванна, пир, потом пообщаемся. А ты куда? Придон признался с бьющимся сердцем:
– Хочу просто поговорить со старым магом. Тем, который однорукий. Он должен знать много… А мне так хочется узнать о волшебном оружии, о зачарованных конях…
Черево похлопал себя по животу. Придон ожидал, что снова о пирах и забавах, но бер вдруг посерьезнел, сказал очень задумчиво:
– Волшебное оружие, зачарованные кони… В самом деле, от той древней эпохи осталось много вещей… Гораздо больше, чем знают. Далеко не все волшебные, как думают! Ведь те древние люди пользовались и простыми чашками да кружками, сидели за простыми столами, а не только за волшебными. Но в то же время знаем, что у правителя земель Вантит есть дивная птица, перья как жар, а голос слаще меда. Кто слышит эту птицу, забывает все печали. Если человек твердо задумал себя лишить жизни, стоит послушать эту птаху, он уходит с жаждой жить и трудиться. Еще у владыки горного княжества Барбусии, это клочок земли между нашей Куявией и вашей Артанией, есть чудесный конь, что может мчаться по воде, как другие кони скачут по земле. У северного вождя Тора есть необычный молот, что, куда бы тот его ни бросил, всегда возвращается к хозяину. Наш повелитель, когда был в гостях у Тора, попросил позволения бросить… так я ему потом вправлял кисть, когда он ловил летящий обратно. Знаем о копье, что пробивает любые стены. Таких копий, кстати, найдено четыре, и все испробованы на городской стене толщиной достаточной, чтобы по верху прошли три солдата… Что еще? Знаем про чудесные ларцы, про мечи, жезлы – как из волшебных деревьев, так и простых, но зачарованных… Есть много видов разных браслетов, а уж колец так и вовсе видимо-невидимо! Понятно, их не снимают даже при купании или в постели с женщиной, так что всю мощь магии всегда старались воплотить в кольца… Все это собирать не пересобирать! Не на одно поколение героев хватит подвигов.
Голова Придона шла кругом, не думал, что на свете столько чудесного, необычного, что от мира дивов осталось так много.
Черево заметил его потрясение, сказал с усмешкой:
– Это еще что!.. А сколько от мира дивов осталось… нерукотворного? К примеру, на востоке отсюда в горах растет дерево, отведав сока которого в течение недели, человек…
Звонкие радостные звуки труб прервали его снисходительную речь. Через зал пробежали замешкавшиеся слуги. Кто-то на ходу напяливал красочную одежду с драконами на полах, кто-то на бегу надевал шапку с павлиньими перьями.
– Тцар прибыл, – выдохнул Черево. – Прости, мне надо идти. Тцара должны встречать самые знатные.
В голосе бера звучала и перехлестывалась через край гордость, он-де приобщен к числу этих самых-самых, но понятно же, что если кто-то из знатных и сильных не встретит, то, значит, считает себя равным, что-то замышляет, такого надо быстро в подвал, порасспрашивать, клещами сдирая кожу, а потом и на кол, даже если вина не доказана.
– Я с тобой, – сказал Придон твердо.
– Опять? – испугался Черево. Внезапно смягчился: – Ладно, дал слово – держи, а не дал – полезай в кузов! Пойдем, теперь уже голову не срубят.
Иргильда брезгливо морщилась, народ слишком уж радостной толпой валит из дворца к дороге. Подумаешь, зрелище: тцар возвращается с охоты! Барвник тоже двинулся было в ту сторону, но Иргильда произнесла железным голосом:
– Куда?
Барвник пожал плечами.
– Встречать тцара и повелителя…
– Наш супруг повелел вам, – сказала Иргильда с нажимом, – в свое отсутствие служить мне.
– Но он же…
– Еще не прибыл, – отрезала она. – Извольте быть!
Да-да, быть на месте.
Она указала пальцем на место, что очень напоминало место у порога, на которое указывают взятому в дом из жалости приблудному псу.
А молодой Горасвильд засмеялся.
– Он хотел присоединиться к этим двум! Вы только посмотрите…
Им сверху было видно, как в пестрой толпе, возвышаясь на голову, двигается могучий артанин. Голый до пояса, он резко выделялся, как ростом и могучим сложением, так и свирепой красотой дикого зверя: блестящая здоровая кожа, бугристые от мускулов спина и плечи, иссиня-черные волосы, туго перехваченные металлическим обручем.
Артанин раздвигал народ, как бык раздвигает стадо овец, даже не замечая сопротивления, а за ним спешил человек в пестрой одежде.
– Это ж Черево, – воскликнул молодой Горасвильд. – Что-то слишком близко сдружился! А раньше артан ненавидел.
