Отвага - Паскаль Кивижер
Жакар выдержал эффектную паузу, чтобы мажордом прочувствовал весомость этого факта. Но бедняга Бенуа, раздавленный немыслимыми откровениями и потоком вопросов без ответов, едва ли смог оценить его красноречие.
– Как ты понимаешь, в конце концов Сидра отказалась от поисков белого цветка. Осознала, что нет волшебного эликсира, чтобы исцелить Гиблый лес. И тогда приняла величайшее героическое решение спасти его сама. Стать целебным цветком. И, как белый цветок, жить в лесу и вне леса одновременно.
Жакар принюхался, нагнулся, бросил в огонь новое полено.
– Вспомни Сидру, мажордом. Она вызывала у тебя страх и отвращение, не спорь. Ты считал ее зловещей и злокозненной, впрочем, все ее считали такой… Один я не могу забыть, что всю свою жизнь она посвятила поиску изумительного цветка и хрустальной гармонии, способной принести покой ее миру. Я сын Сидры. И боюсь ее не меньше других. Но для меня она окружена светом, к которому всегда так стремилась.
У Жакара пересохло в горле, губы побелели. Еще ни разу в жизни он не исповедовался. Настал момент очищения. Он так долго носил все это в себе и ни с кем не делился, что теперь ему показалось, будто душа уходит вместе с тайной. Слова звучали невнятно, голос охрип. Король даже сидеть не мог, поэтому отодвинулся от огня, сполз на пол и растянулся на соломе.
56
Овцы непрерывно блеяли с тех пор, как пастух укрылся в овчарне. Сумерка задремала на ближайшей ели. Скорчившись возле перегонного куба, Лисандр опасался, что не сможет потом разогнуться. Ноги отчаянно затекли. Бенуа мечтал, чтобы все это поскорей закончилось. Признания короля, слишком опасные, слишком личные, испугали его не на шутку.
Мажордом со шкатулкой развернулся в сторону импровизированного ложа. В лунном свете отчетливо виднелась четырехпалая рука Жакара, безжизненная, обмякшая. Остальное потонуло во тьме. Король неподвижно лежал на двух половицах, прикрытых соломой. Бенуа счел, что поставлена последняя точка, и начал вытирать перо. С соломы внезапно послышался глухой голос:
– Короче, дикарка.
Бенуа вновь открыл чернильницу.
– Ногти черные, длинные как когти, кожа обветренная, дубленая, на ногах твердые мозоли, как копыта. Зверюга, что ходит то на двух задних лапах, то на всех четырех. В конце концов ее заметили. Даже занесли в Энциклопедию Френеля. Сидра сама мне показывала статью и смеялась. Вообще смеялась над книгами. Как все, кто с дерева спустился. Ее ведь лес выучил, не школа.
Жакар повернулся на бок, лицом к Бенуа. Половицы заскрипели, король застонал.
– Два года она изучала ближайшую деревню с ветки. Ночью подбиралась поближе, весь день наблюдала без еды и питья, иногда там же и засыпала. Люди разговаривали, она не понимала ни слова. Зато заметила разницу между самцами и самками. Кто что делает, кто как одевается. Кстати, о самках. Виктория скоро нагрянет. Я давно уже говорю, Бенуа? Ты все записал? Да? Успеваешь за мной? Продолжим. Не медли, я тороплюсь. Мне обязательно надо успеть.
– Боюсь, бумаги не хватит, ваше королевское величество, – заметил Бенуа, заглядывая в карман на крышке несессера.
– Пиши на оборотной стороне. Не отставай!
– Слушаюсь, ваше королевское величество.
– Деревенская жизнь очень ее удивляла. Казалась сложной и загадочной. Зачем рубить зеленеющие деревья и убивать здоровых животных? Заметь, она не осуждала, просто не понимала. Как-то выучилась говорить на нашем наречии, и я снимаю перед ней шляпу… Я никогда не ношу шляп, это оборот речи, мажордом. Постепенно заметила, что люди думают одно, а говорят другое, в отличие от животных. Потом картина окончательно прояснилась. Оказывается, существует король, у короля есть королева, и королева – женщина. Быть королевой означает влиять на короля.
Жакар вгляделся в лицо мажордома. Понимает ли тот, о чем сейчас пойдет речь? Об убийстве. О тайне пола. Но Бенуа ничего не видел дальше своей хорьковой мордочки и конца страницы.
– План Сидры по-детски прост. Первое: убрать королеву. Второе: занять ее место. В действительности на ее пути возникло множество препятствий. Нужно изучить дворец. Нужно хотя бы его найти. Дворец далеко, путь к нему труден. Она шла ночами, переползала из канавы в канаву, перепрыгивала с дерева на дерево. Пряталась в садах, находила заброшенные жилища, где отсиживалась днем без еды и питья. Сидра без труда узнала королеву Элоизу, ведь все ей кланялись. Смех королевы ее встревожил. Смех недоступен первенице. Она могла ходить по воде, разгонять тучи, но смеяться не умела. Даже улыбка причиняла ей боль. Затем Сидре понадобилась одежда. Пришлось бродить по окрестным деревням и красть. Понадобилось оружие. Тут все просто. В Гиблом лесу полно смертельных опасностей. Ядовитая змея сама выползла ей навстречу. Три дня Сидра держала ее в плетеной корзинке. Змея шипела, и она ей отвечала. Так нашлось имя. «Сидра», – жаловалась голодная змея.
Бенуа едва сдерживал дрожь. Мало сквозняков в проклятой лачуге, еще и Жакар нагонял страху.
– И вот Сидра покинула лес. На четвереньках, кудлатая, с черными ногтями. Забралась на иву возле пруда, потому что Элоиза часто приходила туда по утрам. Стала ждать. Ждала долго. Погода испортилась, и королева не выходила. А потом засияло солнышко. Засияло на беду, Бенуа. Элоиза приблизилась к иве в белом длинном платье, шлейф шуршал на каменистой тропе. Элоиза держала Тибо за руку, тот прыгал на одной ножке, коленки в ссадинах. Малыш болтал без умолку, а Элоиза, склонившись к нему, внимательно слушала. Трогательная картинка, не так ли?
Бенуа представил себе болтливого сопляка: ничего трогательного.
– Счастье так похоже на белый цветок, что в сердце Сидры закрались сомнения. Должна ли она разрушить это счастье? Должна. Ради Гиблого леса. Ради всего королевства. Волосы у Тибо светлые, почти белые. Сидра не могла глаз от него отвести. Он заворожил ее, а почему, она сама не знала. И вдруг заметила свет у него на лбу, невидимый прежний свет. Во рту ощутила сладость цветка. Понимаешь, мажордом, между моим братом и матерью особая связь.
Жакар не стал распространяться о том, сколько боли пережил из-за этого с самого детства. Тибо – человеческое воплощение белого цветка, вожделенного Сидрой. Она нарочно обижала пасынка, чтобы скрыть восхищение и довести задуманное до конца. Ей приходилось нелегко: Тибо рос, и росло его обаяние. Он обнаружил задатки не только доброго короля, но и счастливого щедрого человека. Когда он смеялся, все вокруг озарялось. Сидра знала, что Тибо суждено страдать. Из-за нее, из-за короля Петра, из-за Гиблого леса, что вскоре уничтожит королевство. Тибо не доживет и до тридцати. Когда он смеялся, Сидра чувствовала приближение
