Рыцарь-разбойник - Борис Вячеславович Конофальский
Да, сам бы Волков эти звуки не распознал, а когда Бертье ему все объяснил, все было похоже.
– Ну, будем строить солдат? Кажется, пора? – спросил ротмистр, поворачиваясь к кавалеру.
– Да, пора. Стройте людей, только тихо. Скажите сержантам, чтобы ставили их в четыре линии.
– В четыре? Вы уверены, кавалер? – удивлялся Бертье.
– Да, уверен. Их будет всего сто – сто двадцать человек.
– Значит, без пик пойдем?
– С алебардами, – отвечал Волков, все пытаясь хоть что-то разглядеть в мутной серости на реке. – Некогда в пики воевать: встанем с пиками, упремся в них, а они в нас, а тем временем с того берега вторую партию солдат привезут. Нет, навалимся в топоры и в алебарды. Чтобы сразу смять, загнать в реку.
– Значит, четыре линии?
– Да. И хорошо бы, чтобы Роха хоть четыре залпа успел перед этим дать.
– В такой туман? – В голосе Бертье звучало большое сомнение. Это было вполне обоснованно: туман явно все портил. – Может, когда небо посветлеет? – продолжил ротмистр, вставая и направляясь к своим людям.
– Не хотелось бы ждать до рассвета, – покачал головой Волков.
А время шло, с противоположного берега шум все еще доносился. Но уже не так часто долетали оттуда звуки. А туман тем временем выплескивался из реки на берег. Восток над лесом стал серый. Солдаты стояли в низине, под холмом, уже построившись. Стояли тихо, без движений и разговоров. А лодки все не плыли.
Отвратительное чувство, отвратительное. Казалось, вот-вот и начнется то, чего ты так ждешь. А оно все не начинается и не начинается. Господь словно проверяет тебя, твою стойкость, выдержку.
Увалень уронил на траву шлем Волкова. Из-за напряжения захотелось наорать на него, но Волков сдержался, только вырвал поднятый шлем у него из рук. Положил на песок перед собой. А Увалень и говорит:
– Плещется, господин.
– Что? – не понял Волков.
– Всплески на воде, слышите?
Кавалер прислушался… Кажется, и вправду всплески. Ах, неужели, неужели поплыли?! Его сердце заколотилось от тревожной радости. Первый раз за ночь так заколотилось. Он от волнения даже лицо вытер подшлемником. Лоб и щеки стали влажными от тумана, что стал забираться уже и на холм. А кавалер все молил Бога: «Господи, пусть так и будет!» Только об этом Его и просил. Только бы эти свирепые горцы плыли к нему в ловушку.
И они плыли, он в этом уже не сомневался, когда с реки донесся тихий и злой голос:
– Первый, бери к течению круче, сносит же… Не видишь, что ли, дурак?
Уже небо стало на востоке краснеть, лодки подплывали к берегу все ближе.
Да, сомнений быть не могло: они плыли к нему в ловушку. Прямо туда, куда Волкову и было нужно. Кавалер почти ничего не видел на реке. Но он уже слышал, как звонко для такого тумана скрипнула уключина, которую забыли смочить, как шлепнуло в неумелых руках весло об воду. Как потом зашипел песок, когда нос лодки выезжал на берег, как с шумом и лязгом прыгали солдаты на берег. Теперь они уже не боялись греметь.
Бог его услышал и сделал все, как просил кавалер. Но, видимо, Господь был еще тот шутник и ко всему тому решил напустить тумана еще больше, чем было. Туман заливал уже весь берег, и такой он был, что невозможно рассмотреть кончики пальцев на вытянутой руке. Ирония Господа: Я, конечно, сделаю все, о чем ты просишь, но не думай, что тебе будет легко.
Как? Как теперь Рохе стрелять в таком тумане? В кого он может попасть?
Волков начинал злиться, ругать себя. Как начинать дело? Или подождать восхода солнца? А пока ждешь, тебе еще сто человек этих горных свиней с того берега подвезут.
Прибежал Бертье – озабоченный, тоже все понимает:
– Что будем делать, кавалер?
А что тут можно сделать. Лодки, те, что первые к берегу пристали, уже всех солдат высадили. Заскрипели уключинами, поплыли назад.
Волков не ответил, повернулся:
– Увалень, Максимилиан! Ко мне, быстро! Быстро!
А сам снова смотрит на реку. Но все еще ничего не видит. Солнце едва показывается из-за леса. Может, минут через тридцать туман разгонит, да только вот нет у них тридцати минут.
Прибежал Максимилиан.
– Скачите к Рохе, скажите, чтобы не стрелял. Времени нет ждать, пока туман рассеется, мы сами начинаем. Затем скачите к Рене, он у леса, скажите, чтобы тоже начинал. Ударим с двух сторон, обойдемся без стрелков. Наш клич помните?
– Эшбахт.
– Да, скачите, да только аккуратнее, не переломайте ноги лошадям в таком тумане. Бертье…
– Да, кавалер.
– Поднимайте солдат на холм, прямо отсюда и пойдем.
– Да, кавалер! – откликнулся Бертье и скатился с холма в туман.
– Ну что, Александр Гроссшвулле, боязно? – спросил Волков Увальня, когда они остались вдвоем.
– Волнительно, – отвечал верзила, перекладывая алебарду из руки в руку.
– Не волнуйтесь, Гроссшвулле. Умирать – это быстро. Горцы не дадут вам помучаться. – Волков надел подшлемник и завязал тесемки. – Быстро, но больно. Шлем!
Увалень помог ему надеть шлем и застегнул застежки.
Тем временем у вершины холма появилась первая линия солдат. Хоть было еще темно, хоть шли они на холм, но шагали хорошо, ровно. Сержанты знали свое дело.
– Гроссшвулле!
– Да, кавалер.
– Держитесь на шаг за моим левым плечом, не давайте никому ни колоть, ни бить меня слева. Рубите и колите всякого, кто осмелится.
Он достал меч. Дьявол, нужно было взять что-нибудь другое, в телеге целый ящик хорошего оружия. Но кто ж мог знать, что придется идти в бой. Ладно, ничего, он и мечом кое-что может показать.
За первой линией солдат пришла вторая, и с ней Бертье. Он увидал Волкова, разглядел-таки его меч и, подбежав к нему, удивленно спросил:
– Кавалер, вы что надумали? Куда вы? Ваше место на коне, под штандартом. Чтобы любой мог вас видеть.
– Так бы и было, Бертье, так бы и было, не случись этого дьявольского тумана. В нем ни меня, ни знамени не разглядеть. Так что я пойду вперед. Эй, ребята в первом ряду, не воткните мне алебарду в спину.
– Не волнуйтесь, кавалер! – кричали ему солдаты. – Не волнуйтесь, господин, вы приметный.
– Ну, с Богом, ребята! – сказал кавалер и шагнул вниз с холма, в серое месиво тумана и рассветных сумерек.
– Во славу Господа! – заорал кто-то невдалеке.
Волков с удивлением узнал голос брата Семиона.
– Именем
