Сумрачный лес - Каролина Роннефельдт
– Всего лишь минутка отдыха после долгого и страшного пути, что вполне мог стать для меня последним, – пояснил Одилий и обратился к Гизилу: – Что ты сказал, лучший из Моттифордов, сразу после того, как обнаружил нас? Мы тогда еще были под землей. Что-то связанное с деревьями и зеленью, верно? Мне бы хотелось услышать подробности, прежде чем решать, как действовать дальше.
С каждым словом его голос звучал все уверенней – старик Пфиффер снова превращался в командира поискового отряда.
Это изменение не ускользнуло от внимания Гизила Моттифорда. Он удивленно поднял брови.
– Елки-поганки, Одилий! У тебя и вправду особые способности к восстановлению! Твои познания в целительстве, как говорят, помогли очень многим, тебя даже приглашали к немощным в Крапп. Но что за чудодейственную траву ты проглотил, чтобы излечиться от сильнейшей усталости так же легко, как сбрасывают куртку в разгар лета? Расскажи, мне тоже не помешает этому научиться, а то у нас тут деревья вырывает с корнем в безветренную погоду, а сонные жители видят в небе и в своих садах жутких чудовищ.
Старик Пфиффер бросил на него острый взгляд.
– Что случилось в Зеленом Логе? Рассказывай, Гизил, ради святых трюфелей! – Тон, которым было произнесено это повеление, требовал немедленного ответа.
Гизил Моттифорд нахмурился. Он не привык, чтобы с ним разговаривали подобным образом. Но что-то в выражении лица Одилия подсказало ему, что сейчас не время настаивать на вежливости.
– Сегодня рано утром из Зеленого Лога приехал Томс. Он обычно ездит на своем пони за ореховым пирогом для Дорабеллы, который правильно умеет печь только толстый Рехерлинг. К завтраку пирог нужно подавать теплым, и потому Томс уехал еще на рассвете. Вернулся он в страшном волнении и без пирога. Пекарь не растопил печь, потому что он, как и прочие жители, полночи провел на деревенской площади под старой липой. Там царило большое оживление. Все собрались прямо в ночных колпаках, чтобы взглянуть на треснувшее посередине дерево. – Гизил расстроенно помолчал. – Гибель липы всех потрясла. Говорят, могучий ствол раскололо до самого корня, словно в него ударила молния. Но никто не помнит грозы. Правда, некоторые рассказывали о странных облаках, которые плыли по небу, будто живые.
Моттифорд прервал свою речь и раздраженно затянулся погасшей трубкой.
– Будто живые? – переспросил старик Пфиффер.
С каждым словом Гизила он беспокоился все сильнее, да и остальные прислушивались с тревогой. Выходит, не только они столкнулись этой ночью с необъяснимым.
– Что это были за существа? – снова поинтересовался Одилий. – Сообщил ли Томс какие-нибудь подробности?
– Еловые подробности, – фыркнул Гизил, засовывая холодную трубку в нагрудный карман куртки. – Нам действительно пора идти. Все, как я погляжу, вполне отдохнули, а оживленную беседу можно вести и прогуливаясь по лугам.
Гортензия заподозрила, что Гизил, любивший слушать интересные истории, вдруг стал таким неразговорчивым из-за презрения к страшилкам и глупым сказкам.
– В небе видели волков? Верно? – От Пфиффера было не так просто отделаться.
– Ха, – снова фыркнул Гизил, скрестив руки перед грудью.
– Это были волки, – с неповторимым упорством заявил Одилий.
– Елки-поганки, да, волки! – раскрасневшись, вскричал Гизил. Тоби вскочил и зарычал, поддерживая хозяина. – Кто-то ляпнул, что видел в небе волков, целую стаю на охоте. Что за беда! Неужели вчера в Зеленом Логе так веселились, что пили до ночи, а потом собрались под липой в ночных колпаках?! Я встал на рассвете, но не видал даже тумана и тем более облаков причудливой формы. Не понимаю, что на вас нашло! Некоторые странности я заметил, признаю: здоровые деревья просто так не вырвать с корнем, верно? – Он угрюмо указал на лежащий на земле серебристый клен, посаженный еще его дедом. – А как вас занесло под землю? Вернее, что вы там делали? Кстати, дорогая Гортензия, до меня дошли слухи, что в твоем саду тоже без неприятностей не обошлось! Пожалуй, в сложившихся обстоятельствах не стоит от вас ничего скрывать… Томс рассказал нам, что Хульда Халлимаш, которую с полным основанием можно назвать трусливым опенком, а также твоя матушка, юный Карлман, ужасно напугались из-за большой дыры в розовой беседке, из которой к ним тянулась какая-то тварь. Неужели уже настало время Праздника Масок или зимнего солнцестояния? До сих пор я считал Зеленый Лог тихой сонной деревушкой. О, как я ошибался!
– Клянусь всеми квенделями! – Услышав последнее, Гортензия побледнела. – Хульда и Бедда в порядке?
– Полагаю, живы-здоровы, раз уж Томс видел их на деревенской площади, – пожал плечами Гизил. – Похоже, что никто не пострадал, если не считать старой липы. Но и она еще стоит, хоть с зияющей трещиной в стволе. А вот мой клен…
Моттифорду было трудно воспринимать все эти волнения в деревне всерьез. Он с удивлением осознал, что, слушая его рассказ, Гортензия и Карлман не на шутку разволновались.
– Нам нужно немедленно вернуться в Зеленый Лог и узнать, что там произошло, – сказал старик Пфиффер. – Необходимо выяснить, что случилось с Хульдой и Беддой. Я был уверен, что в доме Гортензии они в безопасности. Значит, все еще хуже, чем я думал…
– До свидания, приятно вам позавтракать, – вздохнул Биттерлинг и тут же поймал неприязненный взгляд Гортензии.
– Как не стыдно, Звентибольд Биттерлинг! – воскликнула она. – Не успел спастись, как все мысли только о собственном благополучии! Одилий прав, нам нужно немедленно отправиться в деревню, как мы и собирались. Не исключено, что случилось или вот-вот случится что-то ужасное. А в деревне никто ни о чем не подозревает.
– Что все это значит? – Гизилу Моттифорду надоели все эти утренние странности и намеки. – Похоже, что между вашим странным появлением и переполохом в Зеленом Логе есть какая-то связь. По крайней мере, так мне кажется, если судить по вашим непонятным разговорам.
– Тем не менее будь добр, помоги нам еще раз, Гизил, – сказал Одилий. – Позже ты поймешь, что дела плохи и что мы не фантазируем. Я знаю, что недалеко, возле сторожки, можно достать лошадь и телегу, и был бы очень признателен, если бы ваш егерь Лаурих довез нас до Зеленого Лога кратчайшим путем.
Гизил ответил не сразу. Сначала он внимательно изучил серьезное выражение лица Пфиффера, затем перевел взгляд на остальных, подмечая смертельную усталость Биттерлинга, с трудом подавляемое беспокойство Гортензии и смятение Карлмана.
– Я сам вас отвезу, – решил Моттифорд. – Это самое малое, что я могу сделать, чтобы вернуть вас, несчастных бродяг, на правильный путь во всех смыслах этого слова. По дороге расскажете мне свою историю, а