Испытание чувствами - Глеб Леонидович Кащеев
Глеб улыбнулся, запустил правую руку в русые кудрявые волосы Нины и начал их не спеша перебирать.
– М-м-м… Люблю, когда ты так делаешь, – промурлыкала она.
– А я люблю, когда ты что‑то любишь, – отозвался он. – Мне нравится делать тебе приятно.
Нина сорвала травинку, закусила ее губами и, повернув голову, лукаво посмотрела на него.
– Правда-правда?
– Конечно. Я… ради твоей улыбки готов покорить весь мир и подарить тебе все, что пожелаешь. Лишь бы ты радовалась и смеялась.
– И ты на все ради меня готов? – она игриво прищурилась.
– На все! – Глеб уверенно мотнул головой, отбрасывая длинную челку, которая постоянно сползала на глаза. – Что именно нужно бросить к твоим ногам, моя госпожа?
– Ничего особенного. Просто познакомь меня со своей мамой, – улыбка на губах Нины осталась, а глаза неожиданно стали серьезными. Она тщательно ловила малейшие изменения его мимики.
Глеб вздрогнул и тяжело вздохнул:
– Это сложно. Мне нужно ее подготовить.
– Ты это уже говорил. Месяц назад.
Он снова тяжело вздохнул, отвернулся и стал смотреть на проносящиеся по шоссе автомобили.
– Значит, для тебя это все несерьезно, – улыбка медленно сползла с губ девушки.
– В смысле? – Глеб приподнялся, оперевшись на локти. – Ты что?
Нина села и развернулась к нему:
– А как иначе объяснить то, что ты прячешь меня от своей семьи?
– Ну я же тебе объяснял. У мамы очень строгие принципы. Нужно найти подходящий момент…
– Иначе говоря, я тебе не пара! – Нина возмущенно смотрела на Глеба. – Это потому, что у тебя семья «новых русских», а я дочь слесаря и учительницы, да? Просто развлечение на месяц-другой? Я только что ради тебя отказалась от практики, можно сказать, будущую карьеру разрушила, а ты не в силах просто признаться маме, что у тебя есть девушка?
– Да что ты такое говоришь?! – Глеб сел, обхватил ладонями голову и взъерошил волосы. – Все не так!
– А что я, по‑твоему, должна думать? Если бы ты относился ко мне серьезно, то вел бы себя по‑другому.
– Ну я не могу… не могу объяснить! Просто поверь! Пожалуйста! Я найду момент, обещаю! С мамой все очень сложно.
– Вот что. Давай ты найдешь его до августа. Двух недель более чем достаточно. Потому что иначе я тоже пересмотрю свои приоритеты и все‑таки уеду на полгода на Камчатку практику проходить. Тоже не решусь сказать куратору курса, что у меня вроде как парень есть. Договорились?
Нина поднялась с газона, отряхнула с юбки прилипшую траву и пошла в сторону расположенной поблизости железнодорожной станции.
– Нина! Нина, подожди! – крикнул ей вслед Глеб.
Девушка обернулась и помахала ему кончиками пальцев.
Глеб застонал от бессилия. Он точно видел в ее ауре чистый белый цвет любви, но сейчас его перекрывали синие всполохи горя и обиды и малиновое упрямство. Когда у Нины появлялся такой малиновый, это означало, что она все решила и спорить с ней бесполезно. Даже если ей самой эта принципиальная твердость приносила только боль, она все равно никогда не уступала. Глеб чувствовал, что несмотря на улыбку, которую она подарила ему напоследок, на глазах у нее выступили невидимые с такого расстояния слезы.
Он попал в капкан, из которого было не выбраться. Никак. Как рассказать Нине, что вся проблема не в ее родителях или их доходе, а в том, что она человек? И главное, если он попытается все ей объяснить, то подпишет любимой смертный приговор.
А как говорить о своих чувствах с матерью, он не мог даже представить.
* * *
Когда Глеб вернулся в особняк, который его семья купила только в этом году, винтажный «Майбах-Цеппелин» матери уже стоял на парковке. Она неожиданно вернулась раньше, хотя обещала, что до вечера будет на встрече. На семейный бизнес в очередной раз положила глаз одна из бандитских группировок, которые в последние годы росли как грибы после дождя, и мать намеревалась поехать разбираться.
За нее Глеб не беспокоился. Эмеры являлись на разборки без оружия, и подобные встречи всегда проходили в форме беседы, а не перестрелки. Хотя один раз мать, которая управляла паникой, без пушек, бит и рукоприкладства практически полностью уничтожила братву, «совсем потерявшую берега», как она потом объяснила.
Все это время он должен был сидеть в своей комнате и заниматься. Понадеявшись, что хозяйке особняка еще не рассказали о длительном отсутствии сына, он постарался тихо и незаметно прокрасться через гостиную к лестнице на второй этаж, где находилась его спальня, но в дверях его неожиданно нагнал вопрос матери:
– И где ты был?
– Гулял, – Глеб постарался ответить как можно невиннее.
Он обернулся и попытался угадать настроение матери, но не смог. Она закрылась, и в ауре не просвечивало никаких вспышек.
– С кем? – без какого‑либо выражения спросила она.
Глеб отчаянно пытался понять, куда она клонит. К чему вообще весь этот допрос?
– А почему я должен отчитываться? Мне уже девятнадцать. Я взрослый самостоятельный…
– Взрослый? – с некоторой долей иронии спросила мать. – Самостоятельный? Ты заработал на дом? Живешь за свой счет? Или все-таки пользуешься тем, чем тебя обеспечила семья, перед которой у тебя есть ответственность и обязательства?
– При чем тут это? – смутился он.
– При том. Так с кем ты был?
– С… другом, – ответил он, но его голос дрогнул в самый неподходящий момент.
– М-м-м, – протянула мать с ироничной улыбкой. – И с каких пор ты целуешься с друзьями?
По спине пробежал холод, к лицу прилила кровь. Глеб понял, что краснеет, но ничего не мог с этим поделать. Выходит, за ними все‑таки следили. Его регулярные исчезновения из дома не остались незамеченными, и мать приставила к нему наблюдателей. Или их с Ниной случайно заметили из проезжающего автомобиля. В конце концов, по шоссе могла ехать и сама мама, возвращаясь со стрелки. Отпираться смысла не было, но Глеб не мог придумать, что сказать, не подвергая Нину опасности.
– Да, у меня есть девушка. Вообще это нормально в моем возрасте. Не хотел рассказывать тебе об этом вот так, прямо сейчас, но раз уж так получилось…
Глеб осекся.
На лице матери не дрогнула ни единая мышца. Она явно давно разыграла весь этот разговор в уме, как шахматную партию, и пока он шел точно по ее сценарию, а мать лишь делала заранее спланированные ходы:
– Из какой она семьи? Ты же знаешь, как важны для нас
