Все зеркало - Коллектив авторов
Шучу. Пить и усваивать алкоголь мне нечем, увы.
Я запустил турбину, проплыл полкилометра, повторил цикл. Нащупал уплотнение сети. Концентрация повышается! Два десятка различных типов клеток той же, фантастической структуры. Что вы знаете об азарте? Рыбак, поймавший одновременно на дюжину удилищ по тунцу в центнер? Тьфу, детский сад.
Я бросился дальше: похоже, близко колония многоклеточных. Может, даже позвоночных. Меня колотило, и это не метафора.
Возможно, из-за этого турбину разорвало. Но, скорее всего, её повредило ещё при посадке. А посадка на планетоид явно была жёсткая. Может, и хорошо, что я был отключен, иначе – сотрясение мозга. Ха-ха.
Оторвавшиеся лопатки разлетелись шрапнелью, пробили корпус. Последствия чудовищные. Я успел отстрелить контейнеры, так что образцов грунта не будет.
Зато остановил течь: струёй под таким давлением теоретически можно резать металл. Был бы я человеком – сказал бы, что испытал нокдаун на фоне панической атаки. Но я, слава богу, не человек. Воду откачал. Два манипулятора работали, так что снаружи подвёл пластырь, изнутри залил металлизированной пеной. Это как подорожником залепить пулевое отверстие, но выбор мой небогат.
Повреждён аккумуляторный отсек. Энергию приходится экономить. Слепить из глубоководного батискафа и межпланетного корабля что-то путное у моих создателей не вышло. Ломается всё, я едва успеваю затыкать дыры, склеивать разорванные цепочки, приводить обрывки в рабочий вид. И это в тот момент, когда я на самом пороге открытия чужой жизни! Но все мои возможности ограничиваются длиной троса. Так человек, наверное, когда-то протягивал голые пальцы к звёздам и стонал от бессилия.
Ловлю себя на том, что часто думаю о людях. Не только тех, кто создал меня и послал на орбиту спутника Юпитера – вообще обо всех, том самом абстрактном человечестве. То ли от вынужденного безделья; то ли это признаки деградации. Глюк работающей на пределе системы. Ворох гриппозных багов. Ежесекундно я теряю десять в пятой степени логических линий и восстанавливаю их вновь, но в неизбежно искажённой конфигурации.
Может, я вообще брежу? Может, я помещён сейчас на испытательный стенд; въедливые приёмщики гоняют меня на разных режимах, подкидывают вводные и фиксируют реакции?
И нет никакой аварии на планетоиде. Нет космического аппарата. Нет непонятной, странной, почему-то пугающей глубоководной ксенофауны на дне чернильного океана; нет ста километров водяной толщи, ледяного щита, миссии «Европа». Сейчас лаборант закинется кофейной таблеткой, похлопает меня по титановому боку и ухмыльнётся: «Годен!»
А может, и никакого лаборанта нет? Вся эта история – набор пикселей на экране ноута скучающего бездельника. И бездельника нет, человечества, Вселенной. Есть случайный извив квантовой неопределённости, который длится миг или вечность – не засечь по хронометру, ведь и времени нет.
Откуда на втором плане, эхом, отражением в мутном зеркале мириады всплывающих звёзд, шелест волн, крики дельфинов? Горячая кожа в солёных каплях, стон, истекающие негой веснушки под пальцами? Мне нужен отпуск.
Можно, конечно, перейти в экономичный режим. Неспешно собирать никчёмные цифры температуры и колебаний электропроводности воды, в миллионный раз анализировать псевдонуклеотиды, любуясь странной красотой чужой жизни и одновременно чувствуя смутную тревогу. Откуда это дурацкое выражение «сосёт под ложечкой»? Ложечка – предмет посуды. Кто под ней сидит и что сосёт?
Через год отстрелить капсулу с данными: она пробьёт лёд, отправит коротким радиовсплеском упакованные файлы на Землю и будет лежать под отражённым светом Юпитера веками, пялясь на ползущее по палевому боку Большое Красное Пятно. Ожидая, когда робот-археолог походя засунет капсулу в контейнер, чтобы украсить какой-нибудь школьный музей.
А самому медленно угасать, отключая одну систему за другой. Да они и сами отключатся.
Выбор небогат. Его нет вообще. Предопределённость.
Вот уж хрен! Я упрямый. Я никогда не сдаюсь. Не знаю, откуда это во мне, и задумываться не хочу.
Я – биан миссии «Европа». Я что-нибудь придумаю.
* * *
Тихий океан. Яхта «Тиква»
– Чёрт!
Отвертка выскользнула из мокрой руки и царапнула лодыжку.
– Милый, – тревожно из светового люка, – у тебя всё в порядке?
– Всё нормально.
– Кофе будет?
– Пять минут.
– Я скучаю, давай скорее.
Злюсь. Сама скинула кофейный автомат со стола: корпус разлетелся, ось привода пополам. Говорил же: надо брать обычный концентрат, океан – не кофейня, потерпела бы.
– Ну ми-и-илый!
– Не отвлекай меня. Кое-кому надо было аккуратнее обращаться с бытовыми приборами.
– Нет, это кое-кому приспичило на столе.
– Что, не понравилось?
– Очень понравилось. Это было роскошно. Надо будет повторить, мурр.
Улыбаюсь, как дурак. Совершенно не могу на неё злиться дольше тридцати секунд.
Я упрямый. Я никогда не сдаюсь. Это у нас что? Стрела для подводного ружья, черенок из алюминиевой трубки. Что же, какой-то рыбке повезло, проживёт подольше. Здесь обрезать, тут завальцевать. Опа! Встала, как влитая. Нажал кнопку: завизжала кофемолка. Аромат кофе поплыл сквозь световой люк на палубу.
– Обожаю тебя! Как ты починил?
– Я технарь от бога. Нет, я – бог технарей. В асбестовой мантии и с разводным ключом в деснице.
Хохочет:
– А я думала, ты – бог любви.
– Я универсал. Иди ко мне.
* * *
Космический аппарат «Европа»
Я – бог технарей! Ставлю сто против одного: высоколобые из конструкторской группы всем кагалом не справились бы лучше. Да они бы просто не догадались. Ретрограды, недоумки, никчемные белковые мешки.
В принципе, это изобретение класса «А». Где мой патент?
Резервные тросы я обвязал платиновой проволокой, которую добыл из разбитого генератора. Получилась сеть. Забрасывал восемь раз; только на девятый она легла, как надо. Это антенна приёмника.
Из сдохших при посадке радаров собрал излучатель. Попытка только одна, нагрузка бешеная; излучатель вскрикнет и сгорит. Потому что накачка будет взрывом. Зарядом корабль укомплектовали на тот случай, если при проникновении сквозь лёд встретится аномально прочный участок. Я поместил взрывчатку в камеру, над которой возился дольше всего: преобразование энергии – штука непростая.
Я долго подбирал частоту, экспериментируя с трофейными клетками. И они ответили; половина погибла при этом. Не выдержали.
Значит, сигнал ударит и по крупному объекту, даже если он далеко. И дичь припрётся, взбешённая, разбираться с обидчиком. Если гора не может приплыть к Магомету из-за разлетевшейся турбины, то Магомет приплывёт к горе. Живые предсказуемы: месть – важный мотиватор. Живые не сидят на берегу и не ждут трупа врага; они несутся мстить и нарываются.
Чужой никуда не денется, услышит зов. Живые организмы – это всего лишь восприимчивые к волновой атаке электрохимические машины. Не очень совершенные, в отличие от меня.
Он придёт, крича от боли
