Выход воспрещен - Харитон Байконурович Мамбурин
Громкий хрип радио, ударивший по ушам, вызвал болезненный спазм в пространстве между ними, что было так внезапно, что я подскочил как ужаленный… тут же долбанувшись головой о верхнюю полку купе. И, вместо того чтобы завертеть головой по сторонам, пытаясь понять, кто я, где я, почему и как вообще сюда попал, уставился на свою ладонь. Белая кожа, синеватые отчетливые вены, редкие тонкие волоски. Ладонь не мужа, но мальчика. В смысле не сорокалетнего аудитора, а восемнадцатилетнего сопляка.
Не сон.
Соображалка, простимулированная патриотичным гимном, продолжающим бодро выдавливать из меня сомнения, работала всё активнее и активнее. Я в поезде, причем с нехилого бодуна. Как тут оказался? Не помню. А, нет, помню. Радин посадил. Очень пьяный майор меня старательно сажал на поезд, пытаясь попасть мной в дверь вагона, а затем они с матерящимся проводником затаскивали вдвоем одну из моих сумок. Потом, отклеив меня от тамбура, впихали в особое купе и… закрыли. Проверим. Так и есть, купе действительно закрыто снаружи, а значит, я нахожусь в специализированном вагоне для перевозки неосапиантов без конвоя.
Какие выводы из этого можно сделать?
Например, испытать огромное облегчение, усугубленное журчанием и звоном исторгаемой жидкости в железный унитаз, находящийся в тесном и воняющем металлом закутке.
Почему я завидую обычным людям? Любой Андрюха или Антоха из Мухосранска может прыгнуть на поезд и проехать зайцем до Ленинграда. Или Алма-Аты. Да куда угодно. Ничто этого пресловутого Антоху не удерживает, кроме милиции, которая его может поймать/штрафануть/дать по жопе/удержать, пока за ним, бедовым, не примчится мамаша. Антоха хоть и дурак, но он обычный человек, который свободен как сопля в полёте.
Неогены? Ни хрена мы не свободны. Весь мир для нас сейчас поле с невидимыми минами, гарантирующими нашему виду быструю и очень мучительную смерть. Безопасно передвигаться по планете или даже стране мы можем исключительно с помощью нашего любимого государства. И никак иначе.
Именно поэтому я сейчас стою, прислонившись лбом к ледяному металлу тубзика и бессмысленно пялюсь на собственный болтающийся хер, а также мелькающую под ним в дырке толчка железную дорогу. И мне хорошо, потому что я еду в нужную сторону, а не мчусь пьяный в гражданском поезде, который может в любое время попасть в зону ограничителей. Самое смешное, что привык бояться их заранее, так как если козёл и садист Лещенко прав, то с неактивным источником я могу попасть хоть в Москву. Только запуститься он может хоть сейчас.
Застегнув молнию, я освежил свою зловещую харю из умывальника с бачком, а затем повлёк тело обратно на койку, вспоминать, что вчера было. Кажется, мы продолжили пить. Заливший глаза Кузьмич слегка забыл, что это мой первый раз, а затем еще и курить начал учить, попутно объясняя нормальными человеческими словами, на что я подписался и зачем. Итог? Мы нажрались, крепко нажрались. Еле дошли до моего сиротского дома, «собираться», где я, вместо того чтобы подняться к себе и взять две уже приготовленные сумки с моими пожитками, сменил план действий, увидев грустно бухающую с какими-то гопниками Иришку в тихо бубнящем «москвиче» у подъезда.
Не успел Радин и глазом моргнуть, как я оформил обоим парням по роже, благо доступ к телам через открытые дверцы чуда автопрома был хорош, а затем, вытянув завывающую как сирену Иринку с заднего сиденья, задрал ей сарафан, снял трусы и выпорол своим ремнем как сидорову козу. Жестко выпорол, да еще и под взглядами начавших высовываться из окон сироток. Выскочивший Колобанов, дядя Игорь который, попытался орущую сопливую Иришку отнять, но получил по шее и назван прилюдно обосравшимся мудаком, сначала взявшим на себя опеку за этой дурой, а потом скинувшим её на сирот.
Говорил я тогда долго и вдумчиво, на весь двор, благо что Радин всё-таки мужик умный и понимающий, а еще не решающийся ко мне приблизиться без наряда милиции. Времени мне хватило и назвать своих бывших соседей полными козлами за всю обструкцию, и Иришку ленивой тупой неблагодарной шлюхой, засравшей себе всю жизнь. Гопники, или кто это там был, к этому времени уже смылись от греха подальше на своем тарантасе. Потом и был наряд. Плюс головомойка от протрезвевшего Радина, наслушавшегося воплей просто эпически выпоротой Иринки.
Ух и отвёл я душу напоследок, аж вспомнить приятно.
Так, и чего от меня хочет Родина? Удивительно, но Родина не хочет отдавать меня в лапы Лещенко, потому как это недостойно, подло и низко. Я, всё-таки, человек и гражданин, а не биологический казус, который можно препарировать. Конечно, Родину бы подобные аргументы бы не остановили, но спасло то, что скромный маленький я из мухосранска был слишком известен, пусть даже как курьез и неведомая науке фигня. Всем интересно, что из меня вылупится. Кроме Лещенко. Эта сука любит меня такой, какой я есть.
Итак, партийное задание любимому мне? Жить в Стакомске, учиться, не сопротивляться предназначению, которое написано у меня по всей роже лица. Подлец, гад, хулиган, сомнительный тип, уголовник. Готовый продать собственную мать за возможность продать собственную мать. Зло. Курю, пью, ругаюсь, хамлю, опошляю сам образ советского человека и гомо сапиенс неогенус. Конторе нужна информация, нужны расклады, нужен агент, нужен, как ни странно, я. Добрый, правильный, дисциплинированный и старательный мальчик с безукоризненным прошлым, но в обертке отморозка и мрази. А зачем им такой мальчик, когда Контора — это Контора?
Потому что Контор — три. За Стакомском надзирают КСИ и КПХ, а не КГБ. Неосапам же вычислить имеющего профильное образование, навыки и ухватки проще, чем обоссать дерево. Нужен преданный йуный дятел, а это Витя.
Валяясь на койке, я курил «приму», пара блоков которой мы ночью взяли в круглосуточном, перхая с непривычки, ругаясь и хулигански стряхивая пепел на пол.
Местный СССР — это ни черта не слащавая сказочка о царстве победившего коммунизма. Последний? Есть! Загнивание? Нет! Сложно загнить номенклатуре при наличии неосапов, чьи способности загнивание очень неплохо выявляют. Впрочем, особой разницы с тем, что помнил о 91-ом году своего мира я не видел. В истории этого мира не было Карибского кризиса, да и с Холодной войной тут было не все так однозначно. Большую часть дерьма привнесли неосапианты, делавшие миру очень сильно похохотать с 47-го по 62-ой год. Да и после они резвились, пока стационарных ограничителей не стало на планете достаточно для того, чтобы сохранить цивилизацию, поубавив этим
