Кристина Стайл - Спящее зло
На широком ложе, устланном серебристо-серым мехом, спал человек. Волосы и борода его цветом напоминали льды, сковавшие северное море, просторы которого он бороздил когда-то. Время и болезнь изглодали могучее тело, и рука, безвольно лежавшая поверх мехового одеяла, была желтой, как воск. Старик спал, не подозревая, что возле его ложа стоял человек, тайно проникший сюда. Спутанные черные волосы скрывали широкий низкий лоб. Густые угольные брови сомкнулись у переносицы. Под ними мерцал грязно-голубой лед безжалостных глаз. Тонкие губы презрительно кривились. Жилы вздулись на шее, и в нее почти впивался металлический ошейник. Незваный гость был сложен так, словно не смертная женщина выносила его в своей утробе, а божества выковали из меди, готовя ужасное орудие, сеющее смерть.
Старик спал, не подозревая, что волчьи глаза не отрывались от его изъеденного временем и хворью лица, что гнев раздувал могучую грудь, как кузнечные мехи, что жесткие пальцы судорожно сжимались, вонзая ногти в ладони, как будто мужчина боролся с нестерпимым желанием броситься на спящего и перегрызть ему горло.
Пришедший из мрака склонился над ложем и вдруг замер — старик открыл глаза. Два волка, старый и молодой, уставились друг на друга в мертвом молчании. И воля старого хищника подчинила себе плоть от плоти его. Вместо того чтобы сжать пальцы на горле старика, черноволосый повалился на колени и припал губами к желтой руке. Он молил о чем-то, что-то требовал, горячо и страстно. С трудом просунув пальцы под ошейник, он пытался сломать металлическое кольцо, словно оно душило его. Старик наблюдал за ним с холодным равнодушием, а потом оскалил редкие зубы. Он издевательски хохотал, но смех неожиданно перешел в удушье. Желтые руки схватились за горло, раздирая его ногтями. Лицо посинело, глаза вылезли из орбит… Последний хрип вырвался из черного провала рта. Глаза, в которых навеки застыл ужас, остекленели. И теперь уже другой человек хохотал, как будто в жизни не видел ничего смешнее смертного одра…
На морском берегу лежал плот, сколоченный огромных бревен. Посреди него на высокой груде поленьев и хвороста покоилось завернутое в меховой плащ тело. Ветер трепал седые волосы, в которых поблескивал золотой обруч. В правую руку, вытянутую вдоль тела, вложили меч. Согнутая в локте левая рука мертвеца держала продолговатый медный щит с изображением ощерившегося волка. Слева и справа от неподвижного владыки вытянулись два человеческих тела, которые смотрели пустыми глазами в серое небо, словно спрашивая богов, неужели и после смерти им суждено носить ошейник. В ногах у покойника стояли стянутый медными обручами дубовый бочонок, сундук и несколько деревянных ларцов. Угрюмые люди спустили плот на воду и привязали его к небольшому челноку, в который сели трое гребцов. Они налегли на весла, и челнок заскользил по волнам, увлекая за собой плот. Заплыв довольно далеко, гребцы отвязали плот и вернулись на берег. Из молчащей толпы выступил тот, кто унаследовал власть и ожерелье из самородков. Ему подали тяжелый лук и стрелу, конец которой был обмотан паклей. Молодой вождь натянул тетиву, а воин, стоявший неподалеку с факелом, поджег паклю. Стрела просвистела над водой и воткнулась в погребальный костер… Когда пламя пожрало тела мертвого властителя и его спутников, люди покинули берег и начали взбираться по крутой тропе через скалы туда, где высился окруженный рвом частокол…
Во дворе, между большим домом с двускатной крышей, сложенным из темных толстых бревен, и низкими хозяйственными постройками, сновали слуги.
Новый хозяин ожерелья и двое похожих на него рыжеволосых гигантов встали перед домом. Молодой вождь вынул из ножен меч и застыл в величественной неподвижности. К нему медленно потянулась вереница людей. Сначала приблизились носящие оружие. Каждый опускался на одно колено и целовал клинок. За воинами последовали с овечьей покорностью люди в ошейниках. Они простирались перед господином на земле и целовали кончик сапога. Очередь дошла до черноволосого смуглого великана в отрепьях. Однако он не спешил распластаться на земле. Он дерзко ухмылялся. Его хозяин побагровел от ярости. Свинцовый кулак врезался в ненавистное лицо, разбивая рот и круша зубы, чтобы стереть наглую усмешку. Но разбитые губы снова растянулись в улыбке, и черноволосый сплюнул сгусток крови на сапоги из мягкой дорогой кожи. Стоящие рядом с господином схватились за мечи, но вождь остановил их мановением руки и отдал приказание воинам. Смутьяна схватили и потащили к двум столбам, в которые были вделаны внизу и на высоте человеческого роста металлические кольца. Кольца защелкнулись на запястьях и щиколотках черноволосого, так что он оказался распятым между двумя столбами. С него содрали темную от грязи и пота рубаху, обнажив тело до пояса. Тяжелый кожаный хлыст с металлическими накладками рассек воздух и обрушился на медную кожу, оставив после себя красную полосу. Снова и снова взлетал бич, пока кровавые борозды не слились в одно пятно…
На окраине черного леса, возле болота, паслось стадо полудиких свиней, поджарых, горбатых, с загривками, поросшими жесткой щетиной. Неподалеку на камне сидел мрачный великан. Взгляд его блуждал между одинокими голыми стволами, торчавшими из топи, как гнилые клыки из смрадной пасти. Этот беспокойный взгляд словно пытался пронизать седую пелену, стлавшуюся над трясиной. Потом голова человека склонилась, и черные слипшиеся пряди закрыли глаза. Человек так глубоко погрузился в свои невеселые думы, что ничего не замечал вокруг. Он не видел, как клочья зловонного тумана стали сливаться, сгущаясь, и на краю болота возникла уродливая старуха. Ее горбатое иссохшее тело облекало грязно-серое рубище, перехваченное поясом из звериных позвонков, нанизанных на жилу, и диковинного вида плащ из волчьей шкуры. То, что было когда-то головой матерого зверя, прикрывало голову старой карги, лапы с длинными когтями свисали с ее плеч.
Перепуганное стадо сбилось в кучу. Старый секач, низко опустив безобразную морду с грозными клыками, рыл копытом землю, но не решался напасть. Визг свиней наконец привлек внимание черноволосого. Он поднял голову и поймал на себе взгляд хитрых мутно-зеленых глаз, посверкивавших в глубоких складках дряблой кожи. Тонкогубый рот разъехался в заискивающей улыбке. Человек угрюмо пробормотал что-то и кивнул на камень. Старуха поспешно заковыляла к нему и присела рядом. Сначала разговор не ладился, потому что черноволосый отделывался односложными репликами или вообще не давал себе труда разжать упрямо стиснутые челюсти. Но старуха не отступала, втолковывая что-то собеседнику — сначала вкрадчиво, а потом с наглой назойливостью. Голова ведьмы подергивалась, словно норовила клюнуть хищным носом, загибавшимся над черной ямой беззубого рта. Черноволосый нахмурился в ответ на хитрые речи, лицо его передернула гримаса отвращения. Но яд, влитый искусно, по капле, уже побежал по жилам. Морщины сомнения разгладились, и странная пара ударила по рукам, заключая сделку…
