Вадим Панов - Сокровища чистого разума

Крепость Карузо, естественно, опиралась на скалы и потому представляла собой не стандартный для Менсалы шестиугольник, а неправильной формы укрепление с тремя башнями, удачно расположенными артиллерийскими и пулемётными огневыми точками и тремя воротами, главные из которых – Западные – выходили к озеру, а Северные и Южные играли вспомогательную роль. Стены оказались невысокими, однако в современной войне большее значение имела их толщина, а с этим показателем в Карузо всё было в порядке: артиллерии противника придётся очень постараться, чтобы прогрызть в них дыру.

Однако сам форт, несмотря на необычность формы и местонахождения, не приковал внимание путешественников с «Повелителя» – они во все глаза смотрели на «хозяйство» Холя, что раскинулось к северу от форта, там, где скалы вновь становились камнями, которые можно было сдвинуть с помощью строительных паротягов, и их сдвигали, наваливая по периметру участков грубые пирамиды из сваленных в кучу валунов. Первым, ближе всего к крепости, шёл палаточный лагерь, за ним протянулась складская зона, состоящая из больших палаток и навесов, под которыми прятались ящики, мешки и бочки. Склады заканчивались двумя огромными цистернами, сразу за которыми начинались мастерские, где собиралось и монтировалось на цеппели оборудование. И именно эта часть привлекала главное внимание путешественников, поскольку монтировались разработанные Холем устройства на рундеры – уникальные цеппели тороидальной формы, диаметром в триста метров каждый, которые были притянуты и крепко пришвартованы к земле.

С высоты «Повелителя» повседневная жизнь лагеря представлялась ненастоящей: человечки виделись малюсенькими букашками, домики и палатки – вырезанными из папье-маше игрушками, краны и паротяги – деревянными моделями, однако рундеры выглядели внушительно, и их важный вид позволил отнестись к открывшейся картине с должным уважением.

Капитан «Повелителя» цокнул языком, повернулся к губернатору и поклонился, не забыв произнести несколько глубоко обдуманных льстивых слов. Рулевой осмелился поддакнуть, и дерзость была принята благосклонно. И даже Агафрена, которой не было никакой нужды лишний раз выказывать мужу почтение, не смогла удержаться и вздохнула:

– Удивительно… – Она действительно была зачарована видом. – Никогда не подумала бы, что вы с Алоизом сумеете организовать столь мощное производство в такой глуши.

– Нам пришлось.

Потому что в первую очередь требовалось сохранить тайну: ради этого Холь отказался проводить эксперимент на Луегаре, пошёл на огромные траты и уговорил пойти на них Мритского. Тайна стала главным условием их сотрудничества.

– Я всегда знала, что ты способен на многое, Вениамин, – ровно продолжила женщина. – Но сейчас я потрясена. И восхищена.

– Спасибо, дорогая, – сдержанно кивнул Мритский.

Агафрена чуть улыбнулась и плавно повела рукой, словно очерчивая пальцем и форт, и лагерь, и рундеры:

– Всё это выглядит… величественно.

– Скорее – перспективно. Алоиз сказал, что если эксперимент пройдёт удачно, мы перевернём ход истории Герметикона, – спокойно, словно они обсуждали меню второго завтрака, произнёс Вениамин. – Мы обретём экономическое могущество, а вместе с ним – власть. Наши имена окажутся во всех учебниках истории.

– И мы вырвемся с Менсалы? – тихо спросила женщина.

– Мы навсегда забудем это грязное название, – твёрдо пообещал губернатор. – Навсегда.

В прошлые, мирные и вспоминающиеся сейчас, как райские, времена главным украшением менсалийских столиц являлись губернаторские дворцы: обязательно пышные, яркие, роскошные, способные поразить не только наивных простолюдинов из дальних хуторов, но и коллег из соседних провинций, в поте лица трудящихся над совершенствованием собственных родовых гнёзд. Именно родовых, поскольку менсалийские губернаторы издревле являлись самостоятельными, никому не подчиняющимися главами провинций, командующими армиями и издающими законы. А их необычный для Герметикона титул напоминал о том, что при колонизации планеты избавившиеся от власти даров менсалийцы надеялись установить на новой родине выборную систему. Однако не получилось. Губернаторы, возможно, первых из них действительно выбрали, образовали элиту, стали формировать династии, Дома, но при этом оказались достаточно искусными управленцами, сумев создать на планете развитое общество, не скатившееся, подобно многим мирам Бисера, в родо-племенные отношения. И потому в Эту Эпоху Менсала вошла достаточно уверенно: ей было что предложить межзвёздным торговцам.

Доходы планеты выросли, и между губернаторами развернулось нешуточное соревнование, для участия в котором на богатую Менсалу слетались лучшие архитекторы Герметикона, создававшие удивительной красоты комплексы, способные заворожить даже видавших виды адигенов.

Высокие, в пять-шесть этажей, да ещё украшенные скульптурами, видимыми из любой точки города… Изящные маленькие, перечерченные галереями и колоннадами… Утопающие в зелени парков и выходящие на главные площади… Разные, но одинаково сильно привлекающие взгляды… Восхищающие…

Тогда.

Теперь же былая роскошь напоминала о себе изредка, словно стесняясь, прорывалась элегантным мостиком через реку, неожиданным на фоне наведённой рядом переправы; подмигивала прохожим чудом уцелевшим фонтаном или беседкой в дальнем уголке дикого сада, в который обратился регулярный парк; поражала почерневшей от копоти, но прекрасной по исполнению мраморной статуей. Всепланетное соревнование по красоте и стилю завершилось без объявления победителя: с началом военных действий изящные излишества враз стали ненужными, пару прекрасных дворцов вообще разнесли в ходе уличных боев, а остальные торопливо превратили в крепости. Не архитекторы, разумеется, превратили, а опытные сапёры.

Огромные окна заложили, стены укрепили, парки вырубили, лишние мосты взорвали… но добавили колючую проволоку, бетонированные пулемётные точки, зенитные башни и сторожевые цеппели на длинных якорях – такими стали приметы сооружений, которые менсалийцы привычно называли дворцами. Надёжные крепости ценились даже в эпоху цеппелей и бронетягов, и только в них губернаторы чувствовали себя в безопасности.

– Четыре месяца? – мягко переспросил Рубен Лекрийский.

– Так точно, – подтвердил не услышавший подвоха офицер.

– Непонятная активность в форте Карузо продолжается уже четыре месяца, а я узнаю о ней сейчас?

Тон губернатора не изменился, оставшись мягким, как травы Сочности, однако докладчик мгновенно вспотел, нервным жестом вытер лоб и со страхом покосился на сидящего справа от Рубена Саймона Фила – начальника лекрийской контрразведки. На тихого одноглазого парня, которого вся Менсала называла Собакой Лекрийского. В настоящий момент Фил увлечённо заполнял лист бумаги геометрическими фигурами, делая вид, что разговор его совершенно не касается, но докладчик прекрасно знал, что ни одно слово не упущено и каждое тщательно взвешено.