Юрий Никитин - Трое и боги
– Силен, – проговорил Олег потрясенно. – Не думал, что можно так внучку самого Чернобога… Она меня куснула?
– Я, похоже, успел раньше.
– Куснуть?
Ломота кое-как воздела себя на ноги. Горящие желтые глаза отыскали Мрака, синий рот изогнулся в жуткой гримасе.
– Ты… умрешь… Скоро, ужасно!
Мрак потянулся, зевнул.
– Опять та же песня. Мамка твоя где? Еще бы и ее…
Ломота отступила. Кровь засохла и осыпалась грязными струпьями. Разбитые губы, только что толстые, как оладьи, стали как две бледные пиявки.
– Прежде встретишься с моими сестрами!
– С кем еще? – осведомился Мрак. – Кикимору бивал, Навью гонял, Пропасницу еще в деревне отвозил по первое число… Лякливицу бы встретить! А то наш волхв больно пужливый.
– Ты еще встретишь Черевуху, Людницу, Огневицу…
Мрак сказал довольно:
– Значит, долго жить будем: вон их сколько! Плодовитая твоя мамка. Как поросная мышь. Видать, трижды в год поросилась. Эх, добро бы так плодилось, а то все погань да погань…
Ломота исчезла, только слышалось затихающее шлепанье босых ног. Мрак лениво подвигал палкой угли. Взвился столбик искр. Олег не ложился, загибал поочередно пальцы. Губы волхва неслышно шевелились.
– Разуйся, – посоветовал Мрак с лицемерным сочувствием. – Их же двенадцать, даже я знаю.
Олег сбился, начал снова:
– Черевуха, Людница, Огневица, Коркуша, Глуханя, Гризачка, Жовтяница… Мрак, мы одолели магов, но как будем драться с богами?
– А эти твари – богини?
– Вряд ли. Но все-таки бессмертные.
Мрак пожал плечами:
– Вишь, отделал и бессмертную. А чтобы совсем, надо не болеть, только и всего. И не пужаться. Тогда и Лякливица ничего не сможет.
– Мрак, разве люди когда-нибудь перестанут пугаться?.. Ладно, но как одолеем Мару? Она страшнее своих дочерей. Дочь самого Чернобога!
Мрак проворчал, уже засыпая:
– Что думать заранее? Пусть конь думает, у него голова поболе…
Он умолк на полуслове. Олег с несчастным видом лег с другой стороны костра, отгородившись от злой ночи жарким огнем. Ему надо думать заранее. Он не Мрак, который в любом деле сразу находится. Правда, как находится – хватает секиру!
Наутро увидели вдали столб черного дыма. Он поднимался в синеву быстро и стремительно, ввинчиваясь в небесную твердь как чудовищный коловорот, но пробить не мог, расползался тонкой и черной кроной немыслимого дерева.
По мере того как приближались, столб превратился в исполинскую черную гору. Воздух стал жарким, невры ощутили устойчивый попутный ветер. Черная гора, совершенно отвесная, одинаковая по ширине у основания и вершины, упиралась в небо, растекалась по небосводу.
Острые глаза Мрака уже узрели красное у основания. Ветер донес запах гари.
– Что там может так гореть? – спросил Олег.
– Кто у нас волхв? – ответил Мрак.
– Перед неведомым все одинаковы.
– Только дурни одинаковы. А ты – волхв!
Багровый чадный огонь вылетал, похоже, из трещин в земле. По мере того как невры подходили ближе, трещины разрастались в ущелья. Издали видны были обугленные и оплавленные края, из глубины вылетали лохмотья копоти. Воздух сухой, жаркий, пропитанный запахом горелой земли.
Олег сказал тревожно:
– Огонь, судя по всему, полыхает не один день…
– Как точно. – Голос Мрака был едким, как муравьиная кислота. – Скажи, год или даже столетие – не ошибешься тоже.
От жара спины взмокли, мутные капли срывались с бровей. Они перешли на шаг. Таргитай дышал тяжело, Олег терпел молча, только грудь вздымалась, обереги на шее трепыхались и стучали.
Мрак предположил:
– Видать, у кудов молоко сбежало.
– Кабана смалят, – сказал Таргитай наивно.
– Люди, плюйте на него! Забыл, у них нет кабанов. Только лягухи с быков.
– А молоко откуда?
– Лягух доят. Ты молоко пил?
Таргитай брезгливо отплюнулся. Олег оставался напряженным и озабоченным. Огонь не может идти сам по себе: камни не горят. Явное колдовство, а сути не видать. Хуже того, даже не улавливает магии.
– Пусть горит, – сказал Мрак. – Обойти-то делов!
Шаги замедлились поневоле. Жар был таким неистовым, что все трое выставили перед собой ладони, закрывая лица.
Огонь взметнулся выше. В пляшущих языках пламени проступило быстро меняющееся лицо… нет, даже не лицо, но что-то живое, ужасное. Люди ощутили на себе тяжелый взгляд, полный нечеловеческой злобы. Из огня донесся щелкающий голос:
– Дети воды… Ненавижу!
Пламя взметнулось стеной – ревущее, разбрасывающее раскаленные камни. Иные вылетали разжаренные добела, рассекали багровую стену, похожие на иглы на спине чудовищного зверя. Жар пахнул так, что люди отшатнулись. Волосы затрещали от жара.
Мрак пятился, закрываясь ладонями.
– Да и мы тебя не жалуем… Кто бы ты ни была, ты – губительница Леса.
– Ненавижу, – повторил голос, крепчая с каждым мгновением. – Всю плесень выжечь… Вы – сырость…
– Да кто ты?! – рявкнул Мрак люто. – На Велеса, нашего бога, не больно похожа!
Олег уже отбежал дальше всех, заорал:
– Мрак, скорее уходи! Это сама Табити!
Мрак отступал шаг за шагом. От жара затрещала душегрейка, запахло паленым волосом. Сквозь растопыренные пальцы видел враждебную всему живому богиню подземного огня. Ей поклонялись киммеры, приносили кровавые жертвы все кочевые народы. Апию, кроткую богиню плодородной земли, свирепо попирали копытами, втаптывали, превращая в камень. Лишь одно племя чтило Апию, крохотное племя полян, почти стертое с лика земли свирепыми киммерами…
Оглянулся, увидел потемневшее лицо Таргитая. Снежана, Зарина, кроткий Степан, их муки в руках свирепых степняков… Всех принесли в жертву этой свирепой богине.
– Ты не наша, – сказал он зло.
– Я… свирепая… могучая!
Мрак, отступив на десяток шагов – там жар еще можно было терпеть, – смотрел оценивающе. Свирепая богиня всемогуща, но только в своем царстве. Другие боги тоже всемогущи… Табити может прорваться сквозь землю кипящей лавой, может испарить ручей, но могучие воды реки Даны поглотят ее без следа!
Всяк бог, как кулик, сидит в своем болоте. Дана кого хошь побьет в воде, Велес неодолим в Лесу да Степи, сыны Стрибога гоняют тучи, а эта кровожадная сильна лишь в своих подземных пещерах. Может прорваться огненным столбом наверх, но этим рассердит кроткую, всеми обижаемую, но очень сильную богиню Апию, которую поляне ставят выше всех богов и кличут Ма-Дивией, Матерью сырой землей…
– Пошли в обход. – Голос Олега дрожал, он часто-часто облизывал пересохшие губы, пятился дальше всех. – Лбом горы не прошибешь. А прошибешь – все одно дураком назовут.
