Ошибка Пустыни - Мария Соловьева
– Прости, малыш, что отрываю от завтрака.
Лала погладила синие перья, привязала записку, сказала «Лириш» и подбросила сокола. Когда Джох растворился в лазури над куполами Шулая, она вернулась к Тику. Тот был бледен, дышал прерывисто, но обреченности во взгляде поуменьшилось.
– Чем ты меня опоила? Зельем, которое помогает умереть без страха?
– Почти. Оно уводит боль, забирает страх и дает силы бороться за жизнь.
– Ладно врать-то. Из меня почти вся кровь вытекла и кишки чуть не выпали… – Он перевел дыхание. – Пусть я не знахарь, но представляю, сколько крови должно быть в человеке. Во мне столько уже нет.
– Ты плохо знаешь свое тело. Ну-ка, отвернись!
Лала осторожно отодвинула волглую от крови ткань и бесшумно ахнула. В широком разрезе виднелись блестящие петли кишок, но края раны были ровными, а внутренности целыми, будто мясник не хотел повредить потроха.
– Ого, все брюхо вспорото, а мне не больно… – с удивлением сказал Тик, который не послушался и с интересом разглядывал живот. – Значит, недолго осталось?
– Нет, глупый, это зелье работает. Ты лучше расскажи, что случилось.
– Да я толком и не понял. Он позвал меня среди ночи и сказал, что вспомнил, куда его мать-покойница спрятала самоцветы. Обещал показать место, если я прямо сейчас его отпущу. А я-то знаю, что тебе он тоже не особо ко двору, и без совета с тобой не решился. Говорю, мол, давай утром. А он как с цепи сорвался, выхватил нож у Барфа, что в дверях стоял, и перерезал тому глотку, никто пикнуть не успел. Данис кинулся на него с ножом, да какой там! Точнехонько рядом с Барфом и лег. А этот безумный ко мне подскочил и по-змеиному так шепчет: «Продать меня хотел? Совету сдать?» И не успел я рот открыть, он одной рукой меня на стол опрокинул, что твоего ягненка, а глаза такие бешеные, я чуть не обделался. Смотрит и говорит: «Предателю долгой смерти!» – затыкает рот какой-то дрянью и аккуратненько так вспарывает меня, чтоб ни кишок, ни печенки не задеть. Как я сразу не помер, до сих пор чудно.
Пока Тик говорил, Лала приготовила ему питье и еще раз осмотрела рану. Если гонцы обернутся быстро, надежда есть. То ли стражники испугались ее, то ли действительно хотели помочь, только корзинка с ануком и большой мешочек сушеного кровостоя были у Лалы очень скоро. Она промыла рану, поправила кишки, обильно посыпала кровостоем и с помощью ошалевшего Жайаса зашила ее. Потом достала анука и, к ужасу старого капитана, положила змея на свежий шов. Ростер до сих пор с интересом наблюдал, поминутно уверяя Жайаса, что ему не больно, но при виде золотистой змеи напрягся, отчего сквозь шов проступили капли крови.
– Не дергайся! – прикрикнула на него Лала.
– Это же та тварь, что убила Микара!
– Это не тварь, а твой знакомый анук Тик. И он спасет тебя.
– Магия? – с уважением спросил Ростер.
– Не знаю, – честно ответила Лала, – но оно работает.
Лала действительно не знала, поможет ли черноголовому розовый шуларт, способный исцелять ашайнов и других детей Пустыни, но хваталась за любую возможность. И с замиранием сердца наблюдала, как подсыхает шов. Она не рискнула оставлять раненого со змеем наедине, поэтому отправила Жайаса узнать, что за шум снаружи. Жайас вернулся довольно быстро, за ним в слишком низкую для ашайна дверь вошел Лириш.
– Думаю, слова «я предупреждал» сейчас излишни, – сказал он по-ашайнски.
Лала вздохнула и не ответила. Лириш продолжил уже на языке Заморья, обращаясь к Тику:
– Нам нужно знать, когда и где ашайн, называвший себя Ушашем, покинул корабль.
– Корабль подошел к причалу через час после того, как он прыгнул в воду.
– Значит, у него было достаточно времени укрыться. – Лириш бросил сердитый взгляд на Лалу. – И все продуманное нами теперь под угрозой.
– Моя рана не препятствие к исполнению уговора. Даже если я умру, мои люди сдержат слово, – сказал Тик.
– Никто не умрет, – вмешалась Лала, – через три дня ты сможешь встать. Я приготовлю нужные лекарства и сама…
– Три дня во времена перемен могут оказаться слишком долгим сроком, – перебил ее Лириш. – Шулай не должен оставаться без защиты с моря. Я принес договор. Гишар! – крикнул он за дверь.
В каюту протиснулся один из серых стражей и протянул Лиришу два свитка, перетянутых бордово-золотой лентой. Лала вспомнила, что видела такие ленты на самых важных бумагах в архиве Управы.
Лириш протянул ей один свиток, и она зачитала его Тику вслух:
– «Тиккиндей Флинн Ростер, хаддор пиратского флота, а также капитаны всех его кораблей должны останавливать и досматривать каждый корабль, который собирается войти в Морские Врата Шулая. При отсутствии особой охранной грамоты или купеческого торгового договора корабли со всем грузом и командой могут быть уничтожены или захвачены на усмотрение хаддора. Тиккиндей Флинн Ростер обязуется предоставить надежные корабли для ашайнских торговцев и обеспечить безопасность морского торгового пути из Шулая в Этолу. Тиккиндей Флинн Ростер гарантирует честность торговых отношений на рынках Этолы и защиту ашайнских купцов и их товаров по всему Заморью. Вознаграждением положена десятина с каждой сделки. Никто, кроме поверенных Тиккиндея Флинна Ростера, не имеет права заниматься морской торговлей с Шулаем. Тиккиндей Флинн Ростер обязуется держать связь с Советом Шулая и не принимать единоличного решения в спорных случаях. Совет Шулая в лице главы Управы Лириша, сына Кадиуша, обязуется тотчас по заключении договора снабдить флот Тиккиндея Флинна Ростера необходимыми припасами и образцами товаров для скорейшего восстановления и расширения торговых отношений. Договор понятен всем сторонам и вступает в силу с момента оглашения и уговорного касания при двух свидетелях».
Когда Лала закончила, Тик улыбался во весь рот, будто нет у него шва на полживота:
– Не многовато ли я должен получаюсь?
– Исполняя то, что должен, ты получишь больше, чем мечтал, – веско ответил Лириш. – И, если задуматься, мы тебя сюда не звали.
– Тик, потеря крови замедляет сообразительность, – вступилась Лала. – Никто, кроме тебя, не будет заниматься морской торговлей, и с каждой сделки десятая доля твоя, даже любителям пограбить чужие корабли найдется работа, разве этого мало?
Вместо ответа Тик протянул слабую руку.
– Где подписывать?
Лириш переглянулся с Лалой, и она пояснила:
– Нам не нужно подписей, уговорное касание ни один ашайн не нарушит.
– Ага. Только я не ашайн. И мои люди должны видеть что-то кроме ваших нарядных бумажек. Все знают мою подпись. Вы тоже изобразите свою, чтоб знать, как будут выглядеть разрешительные подписи.
Лириш написал свое имя внизу каждого из свитков, а затем склонился к постели раненого и коснулся его лба и правого плеча. Потом торжественно поклонился и вышел, жестом поманив за собой Лалу.
На палубе, уже вовсю залитой полуденным солнцем, топтались
