Вероника Рот - Дивергент
Каким-то чудом одна из пуль попадает в охранника, а мои глаза наполняются слезами от боли в плече. Я только что разорвала шов. Я полностью в этом уверена.
Еще один охранник стоит напротив меня. Я ложусь на живот, направляя оба пистолета на него, мои локти упираются в пол. Я смотрю на черную дыру, являющуюся дулом его пистолета. А затем происходит нечто странное. Он подбородком кивает в сторону, как бы говоря мне уходить. Он, должно быть, Дивергент.
– Все чисто, – кричу я.
Охранник ныряет в комнату пейзажа страха и уходит. Медленно я поднимаюсь, прижимая правую руку к груди. У меня туннельное зрение[1]. Я должна продолжать. Я не смогу остановиться, не смогу думать ни о чем другом, пока не дойду до конца. Я протягиваю один пистолет Калебу, а другой заправляю за пояс.
– Думаю, вы с Маркусом должны остаться здесь с ним, – говорю я, кивая на Питера. – Он только будет нас замедлять. Убедитесь, что никто не придет за нами.
Надеюсь, он не поймет, что я делаю... оставляю его здесь, в безопасности, даже если бы он с радостью отдал свою жизнь за все это. Если я зайду в здание, я, скорее всего, не вернусь назад. Лучшее, на что я могу надеяться, – это то, что я успею уничтожить моделирование, прежде чем кто-нибудь убьет меня. Когда я решилась на такое самоубийство? Почему это было так просто?
– Я не смогу сидеть здесь, пока ты там рискуешь жизнью.
– Мне нужно, чтобы ты это сделал, – говорю я.
Питер опускается на колени. Его лицо блестит от пота. На секунду мне становится его жаль, но потом я вспоминаю Эдварда и зуд от ткани, которой он завязывал мне глаза, и это чувство теряется в ненависти.
В конце концов, Калеб кивает. Я подхожу к одному из лежащих на полу охранников и забираю его пистолет, отводя взгляд от ран, которые убили его. У меня тяжелая голова. Я не ела, не спала, не плакала и не кричала, не останавливалась даже на мгновение.
Я закусываю губу и направляю себя к лифтам в правой части комнаты. Восьмой этаж. Как только двери лифта закрываются, я прислоняюсь головой к стеклу и слушаю гудки. Я смотрю на своего отца.
– Спасибо. За то, что защищаешь Калеба, – говорит он. – Беатрис, я...
Лифт достигает восьмого этажа, и двери открываются. Двое охранников стоят с оружием наготове, их лица пусты. Мои глаза распахиваются, и я бросаюсь на пол, когда начинается обстрел. Я слышу, как пули попадают в стекло.
Охранники падают на землю, один еще жив и стонет, другой умирает мгновенно. Отец стоит перед ними, все еще держа пистолет в вытянутой руке. Я поднимаюсь на ноги.
Другие охранники выбегают в коридор откуда-то слева. Судя по синхронности их шагов, они в моделировании. Можно убежать вправо, но, раз охранники направляются к нам из левой части, именно там компьютеры.
Я падаю на пол между застреленными отцом охранниками и лежу так неподвижно, как только могу. Папа выпрыгивает из лифта и бежит по коридору направо, уводя Бесстрашных охранников за собой. Я зажимаю рот рукой, чтобы удержаться от крика. В этом коридоре тупик.
Я стараюсь опустить голову так, чтобы ничего не видеть, но не могу. Я поворачиваюсь, опираясь на спину упавшего охранника. Отец стреляет через плечо в охранников, преследующих его, но он недостаточно быстр.
Один из них попадает ему в живот, и он стонет так громко, что я почти чувствую это в своей груди. Он хватается за рану, опирается плечами на стену и опять стреляет. И опять…
Охранники находятся под моделированием, они продолжают двигаться, даже когда пули попадают в них, так будет, пока их сердце не остановится, но они не добираются до моего отца. Кровь льется по его рукам, лицо бледнеет. Новый выстрел и последний охранник падает.
– Папа, – говорю я
Я понимаю, что это должен быть крик, но получается какой-то хрип. Он падает на землю. Наши глаза встречаются, будто нет между нами никакого расстояния. Его рот раскрывается, как будто он хочет что-то сказать, но затем подбородок опускается на его грудь, а тело становится безжизненным.
Мои глаза горят, и я слишком слаба, чтобы подняться; запах пота и крови вызывает у меня тошноту. Я хочу положить мою голову на землю, и пусть это будет концом. Я хочу уснуть и никогда не просыпаться. Но то, что я сказала отцу до этого, было правдой – каждую потраченную мной секунду умирает новый Отреченный.
Для меня не осталось ничего в этом мире, кроме уничтожения моделирования. Я заставляю себя бежать по коридору и повернуть направо в конце. Впереди только одна дверь. Я открываю ее. Стена передо мной полностью состоит из экранов, каждый в фут высотой и в фут шириной.
Тут десятки мониторов, на каждом из них показана та или иная часть города. Забор. Центр. Улицы Отречения, кишащие сейчас Бесстрашными солдатами. Цокольный этаж здания под нами, где Калеб, Маркус и Питер ждут моего возвращения. На этой стене все, что я когда-либо видела, все, что я когда-либо знала.
На одном из мониторов строка кода, вместо изображения. Надписи сменяются значительно быстрее, чем я могу читать. Это уже готовый код моделирования, сложный список команд, предназначенных для решения тысячи различных ситуаций.
Перед экраном стул и стол. На стуле сидит солдат Бесстрашных.
– Тобиас, – произношу я.
[1] Туннельное зрение – болезненное состояние зрения, при котором человек теряет способность к периферическому обзору. Воспринимается лишь изображение, попадающее на центральную область сетчатки глаза. В результате у больного возникают трудности с ориентированием в пространстве.
38
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Перевод: Марина Самойлова
Редактура: Марина Самойлова
Бета-вычитка: Denny Jaeger
Тобиас оборачивается, и его темные глаза вонзаются в меня. Он встает. Он выглядит запутанным. Он поднимает свой пистолет.
– Опусти оружие, – произносит он.
– Тобиас, – говорю я, – ты в моделировании.
– Опусти оружие, – повторяет он. – Или я выстрелю.
Джанин сказала, он не узнает меня. А еще она сказала, что моделирование заставляет Тобиаса путать друзей и врагов. Он застрелит меня, если потребуется. Я кладу пистолет на пол рядом со своими ботинками.
– Опусти оружие! – кричит Тобиас.
– Уже, – отвечаю я.
Тихий голосок в моей голове напевает мне, что он не может меня слышать, не может видеть, не может узнать. Языки пламени пляшут у меня перед глазами. Я не могу просто стоять здесь, не могу позволить ему подстрелить меня.
Я бегу к нему и хватаю за запястье. Я чувствую, как напрягаются его мышцы, и он нажимает на курок. Я опускаю голову как раз вовремя. Пуля попадает в стену за мной. Задыхаясь, я ударяю его в бок и выкручиваю запястье со всей силой, на которую способна. Он роняет пистолет.
