Темноводье - Василий Кленин
— Отходим к берегу! — приказал Известь. — Медленно! Собираем раненых, подбираем пищали.
И это была ошибка.
Ибо войско Минандали моментально приняло осторожность за слабость. С дикими воплями, мстя за пережитый страх, богдойская пехота двинулась вперед.
Глава 70
— Да спешивайтесь уже! — надсаживался Дурной, глядя на Галингу и Делгоро.
Понятно, что сейчас кони будут только мешать. Надо добраться до берега, успеть забраться на «бруствер» — и тогда в «окопчике» удастся продержаться достаточно долго. Какие уж тут лошади. Однако, Галинга только упрямо тряхнул головой. В его понимании война возможна лишь на коне.
Тем не менее, конные дауры пригодились. Дважды старый князь посылал своих людей в короткую, но яростную атаку, заставляя маньчжурскую пехоту притормаживать, и давая время своим пешим союзникам, отягощенным ранеными, отойти. Казалось, план вполне можно реализовать… Да только среди воинов Минандали было немало тех, кто уже штурмовал природные укрепления и умылся на них кровью с лихвой. Замысел лоча был более чем очевиден, а лезть на «бруствер» второй раз не хотелось никому. «Опытные» бойцы тут же припустили, чтобы не дать врагу взобраться на скальный карниз. Остальные припустили за товарищами.
— Лезут, твари! — лаялся Старик, тыча в нападающих копьем, зажатым в левой руке. Правая безвольно висела вдоль тела, рукав тулупчика был основательно подран. Он, как и большая часть пехоты, уже сцепился с богдойцами, даже конница Галинги уже ничего не могла сделать. Всадники прикрывали оба фланга, но места для маневра у них уже не оставалось, так что один за другим они вынужденно спешивались сами.
Пара десятков шагов, и союзники уперлись спиной в свои же укрепления.
— Поднимайте раненых! — распоряжался Дурной, оставив фронт на Галингу и Турноса. Несколько ловкачей запрыгнули на «бруствер» и втаскивали раненых в «окопчик». Стрелки передавали им и пищали, чтобы освободить руки для рукопашного боя.
«Похоже, им всё и закончится» — вздохнул Дурной, оценивая ситуацию.
Чуть более двух сотен, еще остававшихся на ногах союзников, стояли против многократно превосходящего врага. Пехота Минандали накатывала всё плотнее и плотнее, прижимая их к скале. Взобраться на «бруствер» в такой ситуации сможет только меньшая часть. Остальных перебьют банальными ударами в спину. Остается одно — принимать бой.
Бой, заведомо обреченный.
Конечно, люди Дурнова в среднем получше вооружены и лучше обучены. Но без огнестрела это преимущество уже не является решающим. Богдойцы могут себе позволить потерять вдвое-втрое больше людей, и всё равно останутся в большинстве. Они уже обхватили, обтекли своей массой казаков и дауров. Скоро их командиры поймут, что необязательно переть в лоб, насаживаясь на копья и пальмы. Можно просто обойти проклятых лоча! Зайти им в спину, самим занять «окопчик» и…
Дальше нарисуйте сами.
А ведь где-то там, в сумраке пурги еще стоят (или идут?) самые лучшие части войска Минандали. У врага еще полно резервов, тогда как русские с даурами исчерпали все возможности. Не считать же возможными спасителями несколько десятков бираров на оленьих упряжках!
«Глупо-то как всё вышло, — тоскливо смотрел на гибель своего войска и своей мечты Санька. — Похоже, тут и поляжем… А всё я…»
Недавняя ярость совершенно ушла из груди. Рука еще машинально работала саблей, помогая копейщикам отражать удары, но сам Дурной уже сдался. Хотелось лишь покаяться перед друзьями, которых втравил в авантюру. Но даже это сейчас — непозволительная роскошь.
…В пылу битвы трудно увидеть что-либо за пределами двух-трех метров вокруг себя. Пролеты над полем битвы — это, конечно, кинематографично, но совершенно далеко от реальности. Поэтому беглец из будущего не видел, как с верховий Амура из сумрака вечерней пурги выскочили две фигуры. Одетые по-дючерски, выглядящие по-дючерски. И на чистом дючерском языке вопящие, надрывая глотки:
— Лоча! Лоча идут! Сотни лоча! Смерть! Бегите! Смерть!
Заполошные, краснолицые с широко распахнутыми от ужаса глазами, юные дючеры неслись прямо на маньчжурское войско, не переставая орать. Добравшись до места боя, они чуть сбавили скорость, но бежать не перестали, а кричать принялись с удвоенной силой.
— Бегите! Лоча совсем близко! Смерть!
Их тоже увидели немногие — бой-то еще в самом разгаре. Но те, кто услышал, те, кто повернулся на крики, лишь глянули во тьму, стелющуюся над рекой — и сразу увидели призрак грозных полков северных демонов. Одетые в железо, выставившие перед собой жуткие свои пищали, они настолько явственно предстали перед глазами, что богдойские воины — шицюань, аджали, сахалянь, воцзи, хэйцзинь — тоже начали кричать:
— Лоча идут! Бегите! — и пускались наперегонки с первыми вестниками.
У страха глаза велики. Так велики, что вытесняют разум из головы. К первым десяткам испугавшихся присоединились первые сотни… а затем и вторые. Паника, как отсыревший костер: сначала долго-долго тлела, подсушиваясь, наполняясь жаром, а потом вдруг вспыхивала и быстро сжирала всю скопленную древесину. И вот уже практически вся богдойская пехота начала откатываться, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие строя. Но непросто сохранить строй, когда каждая его отдельная единица хочет бежать, скрыться, спрятаться в накатывающей темноте.
Ничего этого Дурной не видел. За батальными делами он и думать забыл о том, что сам послал двух своих «приемышей» — Индигу и Соломдигу — в обход, вверх по реке, чтобы те постарались спугнуть ложной вестью дючерские отряды в войске Минандали.
И братья справились с поставленной задачей великолепно.
Тем более не видел Дурной, как полчаса промаялся Минандали с мыслью: посылать ли в бой маньчжурские ниру или сберечь элиту своего войска? А покуда цинский генерал мучился, в атаку не шли ни дауры, ни значительная часть пехоты Харходэ, находившаяся далеко от места схватки.
А потом…
А потом было уже поздно. Потому что с верховьев мчались насмерть перепуганные десятки и сотни дючеров многих родов, отчаянно кричавшие одно:
— Лоча идут! Бегите!
Старый генерал теперь долго не думал.
— Быстро идем к лагерной стоянке! Там встанем в оборону, установим пушки и примем сражение!
Надо ли говорить, с какой радостью более половины войска отвернулось от пронизывающего ветра и спешно устремилось вниз по реке.
Нет, всего этого Дурной не видел. Перед его потускневшим взором просто воплощалось чудо: многочисленная пехота врага сначала ослабила напор, а потом вдруг начала сама отходить к реке. К реке и дальше вниз по течению. Причем, этого врага оказалось не так уж и много! В темноте считать трудно, но атаман готов был заложить свою пищаль на то, что в строю находится не более пяти сотен воинов.
