Даниэл Уолмер - Багровое око
Белый конь притопнул, встряхнулся и неожиданно вся шея его и голова озарились. Светлая грива вспыхнула и заиграла огнем — теплым, рыжим, рассыпающим в ночи яркие искры.
— Это он, — благоговейно выдохнул Шестилик. — Владыка Стихий, рождающий живой огонь.
— И что же я теперь должен делать? — едва слышным шепотом спросил киммериец.
— Понятия не имею! — ответил шар. — Очень мало кому удавалось добыть искру живого огня, и никто не рассказывал, каким способом он добился этого.
Конан порылся в своем дорожном мешке. Вытащив моток веревки, он сделал на конце ее крупную петлю. Будучи подростком, он не раз объезжал диких киммерийских жеребцов и знал, как справиться с самым норовистым и непокорным. Спрятав веревку за спину, он поднялся с травы и шагнул вперед. Бонго двинулся было за ним, но он шепотом велел ему остаться на месте.
Киммериец направился к сияющему в ночи коню быстро, но осторожно, стараясь не делать резких движений. Тот, казалось, ждал его, внимательно рассматривая блестящими от звездного света глазами. Но когда их разделяло не более пяти шагов, конь вскинулся на дыбы и, издав короткое звонкое ржание, бросился вскачь. Конан метнул веревку. Рука его и глаз всегда отличались меткостью, но на этот раз веревка просвистела мимо. Конану показалось, что в самый последний миг конь отвел шею, выгнув ее вправо.
Владыка Стихий несся вдоль берега озера, живой факел его гривы рассекал ночь, спорил с мертвенным и холодным светом звезд. Прыжки его становились все более высокими и затяжными, он словно бы зависал в воздухе, распластываясь над землей удлиненным серебристым телом. Киммериец заметил, что над каждым копытом коня трепещет по паре небольших светлых крыльев. Всего их было восемь, и от их взмахов тело его то и дело взмывало вверх. Поистине, все стихии были подвластны ему: и вода, и воздух, и земля, и огонь…
Сделав круг вдоль берега, Владыка Стихий вновь оказался вблизи от Конана. Казалось, неудачный бросок веревки не рассердил его и уж, тем более, ничуть не испугал. На этот раз киммериец решил действовать осторожнее. Он стоял, не дыша и не шевелясь, и подпустил коня совсем близко, так что ощутил даже льющееся от пылающей гривы тепло. Но как ни был выверен и стремителен бросок его руки, он вновь не принес удачи. Ржание, похожее на ехидный смех, было ему ответом.
Конан решил, что уж на этот раз Владыка Стихий унесется прочь, но он ошибся. Видимо, для чудесного коня это было чем-то вроде игры. Он в третий раз подпустил к себе очень близко. И третий бросок киммерийца достиг, наконец, цели! Петля упала точно на шею, веревка натянулась и задрожала в руках ловца. Конан возликовал. Теперь самое главное — не упустить, держать изо всех сил!.. Но… что это? Звенящая от натяжения веревка вдруг оборвалась, и киммериец покатился на землю. Когда он поднялся, белоснежный конь был уже далеко. Глухой перестук копыт по мягкой земле сменился шорохом быстрых крыльев. Силуэт с покачивающимся на крупе рыбьим хвостом проскользнул над ложбиной, превратился в причудливое белое облако и в конце концов затерялся в мерцающей паутине звезд.
В руке у Конана осталась веревка со следами огня на месте разрыва петли.
Когда киммериец вернулся к двум своим спутникам, на него полились потоки безудержного смеха.
— Он пытался поймать Владыку Стихий!.. Он вышел на него с веревкой!.. Ха-ха-ха-ха! — надрывался Шестилик, трясясь и содрогаясь в воздухе.
— Проклятье! Прекрати хохотать! — Конан в ярости хлопнул над головой руками, но шар предусмотрительно взмыл повыше. — Можно подумать, ты объяснил мне, как и чем его можно поймать!..
— Ой, я сейчас лопну!.. Прощай, прощай! Если я тотчас не покину тебя, мне трудно будет остаться целым!
Издевательский хохот долго еще раздавался с ночного неба, растравляя и без того израненное самолюбие киммерийца.
Глава 4. Плен
Раздосадованный своей неудачей и насмешками Шестилика, Конан долго не мог заснуть. Он размышлял, как бы сделать так, чтобы это смышленое и смешливое существо было при нем постоянно. Пусть не друг, но хотя бы умный советчик был ему позарез необходим! И какая этому пузырю, в сущности, разница, где болтаться — вдали от него или рядом, ведь делать-то ему все равно нечего! Вот только эта болезненная любовь к свободе… Как бы перехитрить его?
С утра киммериец приступил к осуществлению задуманного им плана. Из веревки, которую пережег вчера своей гривой Владыка Стихий, он принялся сплетать что-то вроде сетки или силка. Бонго, положив морду на лапы, с любопытством наблюдал за его работой.
— Сплетем мы силок, Бонго, но не на птичку, не на зверюшку, а на верного дружка, — приговаривал Конан, чуть усмехаясь.
Когда сеть была готова, он уложил ее в свой мешок. Теперь оставалось только приманить любопытный живой пузырь. Но чем? Возможно, он прилетит и сам, движимый скукой и излишками свободного времени. Но когда именно это случится? Глупо было бы просто сидеть и ждать.
Вчера ночью, подходя к ложбине с озером, Конан заметил по правую сторону от тропинки что-то похожее на крыши поселка. Пройдя в том направлении, довольно скоро он увидел, что это и в самом деле поселок или большая деревня. Показав в сторону домов, киммериец сказал Бонго, что будет ждать его там.
— Ты же, Бонго, разыщи Шестилика и приведи ко мне, слышишь? Удиви его, заинтересуй, укуси, — короче, делай, что хочешь, но чтобы этот мыльный пузырь полетел за тобой! Мне надоело зависеть от смены его настроений, от появлений и исчезновений в самый неподходящий момент! Беги же.
Волк не заставил себя упрашивать и рысью затрусил по тропинке, принюхиваясь и озираясь по сторонам. Конан же зашагал в направлении поселка. Сейчас, когда он знал, как надо вести себя с местными жителями, когда цепкий кашляющий ребенок не сидел больше на его плече, он надеялся наконец познакомиться с кем-либо из нормальных обитателей этой земли и приобрести союзников и помощников для борьбы с Багровым Оком.
Поселок был намного больше первого встретившегося ему селения и с виду гораздо зажиточней. Дома уже были не из травы, но из веток, возле каждого на огороженном забором участке росли плодовые деревья. На желтой траве паслись черные и белые козы.
Возле крайнего дома, стоящего чуть на отшибе от остальных, Конан остановился. На ветвях росших вдоль изгороди деревьев соблазнительно краснели спелые плоды. Протянув руку, киммериец сорвал один из них. Изгородь из тонких древесных стволов, на которую он при этом оперся, оказалась ветхой и неожиданно рухнула под тяжестью его тела. В то время как Конан рассматривал обломки, прикидывая, можно ли придать им первоначальный вид, из дверей хижины на шум выглянула молодая девушка. Увидев растерянного чужеземца, она не испугалась и не рассердилась. Конану показалось, что легкая улыбка пробежала по ее бледным и чуть припухлым губам.
