Искра - Рейвен Кеннеди

– Великая богиня, – выдыхаю я, прижав ладонь к пылающей щеке. – А ты тот еще пошляк, да?

У него на лице появляется выражение развратного веселья.

– О, Золотая пташка, если это ты считаешь пошлостью, тогда ты не захочешь узнать, о чем я думаю, потому что мысли эти исключительно непристойные.

Накал, который всегда был между нами, вспыхивает внизу живота и пульсирует между бедер. Этот пылкий соблазн нарастал с каждым разговором, и все эти мгновения вели именно к этому моменту. Это всего лишь дело времени, когда мы набросимся друг на друга.

– А теперь ты разденешься или продолжишь себе врать и притворяться, что хотела не этого, когда пришла со мной повидаться?

Дерзкий мерзавец.

Я приподнимаю бровь.

– Пока ты не можешь меня заполучить.

В его глазах вспыхивает вызов.

– Неужели?

Я показываю рукой на балкон.

– Еще светло. А это значит, что ты не можешь ко мне прикоснуться. – Я расплываюсь в самодовольной улыбке.

Но Слейда это не пугает. На самом деле он начинает красться ко мне, и от его хитрого взгляда улыбка сходит с моего лица.

– А ты как думаешь, почему я попросил тебя раздеться? – вкрадчиво спрашивает он, подходя ближе. – Если бы я мог сейчас к тебе прикоснуться, то уже бы это сделал. Я уже говорил, что у нас примерно полчаса, но только потому, что вынужден ждать, когда смогу провести руками по твоему соблазнительному телу, это не значит, что нам нельзя вдоволь насладиться этими минутами.

– Не уверена, что это хорошая идея… – С гулко стучащим в груди сердцем я отступаю, а Слейд надвигается на меня, пока я не упираюсь в стену.

– Безоговорочно не согласен.

Он не останавливается, пока не оказывается напротив, поставив руки по обе стороны от моей головы. Его сила давит на меня, покрывая шею мурашками. Сделав один вдох, я втягиваю его аромат так, словно это мой личный афродизиак.

Опасная близость усиливает все. Желание клубится между нами так густо, что я его чувствую. Какое искушение – нас разделяет один вдох, а мы не можем притронуться друг к другу.

Пока.

Держаться от него подальше – это сама по себе сладостная агония болезненного желания.

Когда Слейд опускается к моему уху, я даже дышать, моргнуть, пошевелиться не смею.

В его голосе слышна обольстительная нотка голода, от которой ленты на полу извиваются, и мое желание становится сильнее. Я закрываю глаза, когда его слова ласкают мне ухо и проскальзывают под ребра, чтобы подстроиться под ритм моего сердца.

– Это чертова пытка, когда ты стоишь тут и говоришь, что хочешь меня, а я ничего не могу с этим поделать. Но я терпеливый мужчина, и как только появится возможность, прикоснусь и опробую тебя на вкус всю. Я заставлю тебя извиваться и умолять, и доставлю все удовольствие, что добуду из твоего восхитительного тела, – шепчет Слейд грешное обещание. – Как только солнце зайдет, ты моя, Золотая пташка.

Глава 30

Аурен

Никогда еще я никого так не хотела, как этого мужчину. Никогда не чувствовала себя желанной, как сейчас со Слейдом.

Я тяжело дышу, сердце отбивает дробь по ребрам, которая по какой-то причине гармонирует с тембром чувственного обещания Слейда.

– Скажи, Аурен.

Я даже не осознавала, что прикрыла глаза, пока снова не распахнула их. Головой я прислоняюсь к стене, куда Слейд заманил меня этой запретной близостью.

– Что тебе сказать?

– Скажи еще раз, что хочешь этого. Что я могу взять тебя всю. Я хочу это услышать.

От обжигающего жара приходится облизать губы, и Слейд горящим взором смотрит, как я провожу по ним языком, а потом отвечаю:

– Я больше никогда не стану объектом чьего-то господства, но, наверное, ты имеешь в виду не совсем это.

– Нет, – отвечает он. Пламя за его спиной своим заревом освещает его фигуру. – Аурен, я не хочу быть твоим хозяином. Я не прошу тебя стать моей собственностью. Я прошу тебя отдать себя полностью и не сдерживаться, потому что у меня настолько глубокие к тебе чувства, что на меньшее я не согласен. Того требует наша сущность фейри. Того требую я. Как только я тебя возьму, то уже не отступлю.

– Я этого и не хочу, – шепчу я, и его взгляд становится нежнее от беззащитности, которую я себе позволяю. Его зеленые глаза настолько яркие, что напоминают мне о самой темной траве в разгаре лета. Об обожженном солнцем мхе, горящем у прибрежных утесов. Это зелень тайных лесов настолько густая, что никто не покусится ее пересечь. Но я разрешаю себе затеряться в ней, просто чтобы напомнить об этом мгновении.

– Разденься для меня, Золотая пташка, – шелестит он. – Я хочу тебя увидеть.

Я нерешительно прикусываю губу, хотя тело горит от желания.

– Обещай, что пока ко мне не притронешься.

– Пока не зайдет солнце. – В его устах эти слова кажутся чувственным предостережением, и когда Слейд отстраняется, я чувствую, как меня пробивает дрожь. Я тут же начинаю тосковать по его близости, даже если она была слишком опасной. Для меня важно, что он стоял так близко при дневном свете. Слейд настолько мне доверяет, что готов стоять на расстоянии выдоха. Он так меня хочет, что готов рискнуть.

Слейд выходит на балкон и тащит стул, железные ножки скрипят по полу. Слейд ставит стул перед камином. Закрывает с щелчком дверь, перекрыв доступ морозному воздуху, а потом возвращается и садится, изогнув бровь.

– Я буду тут.

Я с шумом выдыхаю, но не от страха. Напротив, я вся в предвкушении.

Впервые в жизни именно я выбираю, с кем лечь в постель. Вижу, к чему приведет все это сексуальное напряжение и острое влечение. Просто понадобились одна бессонная ночь и утекающее в песочных часах время, чтобы признать истину.

Я хочу его.

Мне осточертело его отталкивать, ограничивать себя сомнениями и отрицанием. Я понимаю важность его обязательств как короля, как важно не идти на поводу Мидаса. Но еще хочу знать, каково это, когда Слейд принадлежит мне по-настоящему, и с этим вопросом я осталась наедине после пробуждения. Потому что если бы я ушла, не признавшись ему в чувствах, не предоставив себе такую возможность, то жалела бы об этом до конца своих дней. Я бы всегда задавала себе этот вопрос.

А мне надоело гадать.

В жизни наступает момент, когда приходится выбирать между сожалениями и возможностью совершать ошибки. Я предпочту совершать эти ошибки, чем жить, не попытав счастья, потому