Лин Картер - Конан Бессмертный
Несмотря на то что со вчерашнего дня он только и делал, что сражался, удирал и с быстротой молнии носился вверх-вниз, Конан пришел в себя одним из первых. Киммериец широко зевнул, потянулся и поморщился — раны напомнили о себе острой болью.
Затем, поднявшись, он начал разгуливать среди раскинувшихся тел, высматривая своих людей, поддерживая нуждающихся в помощи и собирая всех в плотную группу. Он набрел на зуагиров и из шести воинов увидел лишь троих, включая Антара. Нашел он и Тубала, однако Кодруса нигде не было.
У другой стены каньона Балаш тоже не терял времени даром: привалившись спиной к скале, с ногами, на которых от повязок не было живого места, он слабым голосом отдавал приказания своим кушафи.
Готарза также собирал свою гвардию. Джезмиты, которые понесли наиболее ощутимые потери, словно отбившиеся от стада овцы, потерянно бродили по каньону, со страхом отмечая признаки быстро набирающего силу противостояния.
— Я своими руками убил Захака, — сказал Антар Конану. — Теперь некому вести их в бой.
Киммериец не спеша подошел к Балашу:
— Ну как ты, старый волчище?
— Неплохо. Вот жаль, что сам бегать не могу. Выходит, древние легенды не солгали! Значит, и в самом деле упыри время от времени вылезают из своих подземных пещер, чтобы пожрать всякого, кто осмелится поселиться в их городе. — Он содрогнулся. — Думаю, теперь не скоро отыщется охотник отстраивать город заново.
— Конан! — раздался голос Готарзы. — Нам надо закончить разговор.
— Не возражаю! — прорычал варвар, а на ухо Тубалу шепнул: — Построй людей в боевой порядок; тех, кто меньше изранен и лучше вооружен, поставь по флангам.
Затем он прошел среди нагромождения камня и остановился на сравнительно ровной площадке как раз посередине между варварами и гвардейцами Готарзы.
Тот также вышел вперед, говоря:
— Я все же обязан выполнить приказ: доставить тебя и Балаша в Аншан, живых или мертвых.
— Валяй! — бросил на это Конан.
Балаш тоже счел нужным подать голос:
— Я ранен, но, если возьмешь меня силой, мои воины будут преследовать вас в горах, пока не перебьют всех до последнего.
— Храбрая речь, но еще одна битва — и у тебя не останется воинов, — ответил горцу Готарза. — Ты не хуже меня знаешь, что соседние племена не упустят случая воспользоваться твоей слабостью: они немедленно нападут на деревни и уведут ваших женщин. Наш царь владеет горами Ильбарс только потому, что у горцев никогда не хватало ума объединиться и выступить против него сообща. Так было и так будет!
Балаш помолчал немного. Потом спросил:
— Скажи мне, Готарза, как вы узнали дорогу в Джанайдар?
— Мы прибыли в Кушаф прошлой ночью и там, прибегнув к помощи ножа для свежевания туш, убедили одного малого рассказать нам все. Тот и выложил, что вы подались в Друджистан, и даже согласился — опять же не без нашей помощи — стать проводником. Незадолго до рассвета мы подошли к стене с козырьком, с которого свисала веревочная лестница, — дурни кушафи так торопились на выручку, что даже не удосужились втащить ее за собой. Мы связали воинов, оставленных при лошадях, а сами двинулись дальше. А сейчас — о деле. Лично я против вас обоих ничего не имею, но я поклялся именем Асуры, пока жив, исполнять волю Кобад-шаха, и я ее исполню. С другой стороны, было бы недостойно втягивать в новую резню наших людей: они и так до предела измотаны, к тому же сегодня полегло уже немало храбрецов.
— Что ты задумал? — проворчал Конан.
— Полагаю, мы с тобой могли бы уладить дело в личном поединке. Если паду я, ты сможешь отправиться на все четыре стороны, и никто не посмеет тебя остановить. Если выйдет наоборот, я захвачу Балаша с собой в Аншан. — Готарза нашел глазами горца. — Кто знает, вдруг ты докажешь, что не причастен к заговору? Я расскажу повелителю, как ты помог покончить с невидимыми, — это будет веским доводом в твою пользу.
— Я довольно наслышан о подозрительности Кобада; не думаю, чтобы он внял голосу разума, — ответил на это Балаш. — Но все равно я согласен, потому как знаю, что ни один городской неженка, воспитанный на мягких перинах, никогда не одолеет в поединке Конана-варвара.
— Решено! — коротко бросил Конан и повернулся к своим воинам: — У кого есть большой меч?
Испробовав на вес несколько штук, он выбрал длинный и прямой меч работы хайборийского кузнеца. Затем повернулся лицом к Готарзе:
— Ты готов?
— Готов! — ответил тот и ринулся в бой.
Два меча сшиблись и зазвенели, высекая искры. Круги, очерченные сталью, сверкнув как молния, сменялись новыми, и глаз не различал, где чей клинок. Противники подпрыгивали, разворачивались, наступали, отступали, нагибались, уклоняясь от смертоносных лезвий, а их мечи, не останавливаясь ни на миг, как будто сами по себе все продолжали свою страшную работу. Удар! — вправо — кровь! — вниз — искры! — влево — и так без конца! Впервые за тысячи лет существования Джанайдара черные пики были свидетелями подлинного искусства владения мечом.
И вдруг прогремело:
— Остановитесь! — И так как бой продолжался, тот же голос повторил: — Я сказал, остановитесь!
Готарза и Конан, с подозрением глядя друг на друга, отступили в стороны и вместе повернулись на голос.
— Бардийя! — удивленно воскликнул Готарза. И точно: у входа в расселину, ведущую к козырьку в отвесной скале, виднелась тучная фигура дворцового управляющего. — Ты здесь откуда?
— Прекратить бой! — снова крикнул иранистанец. — Я загнал трех коней, пытаясь вас настигнуть. Кобад-шах умер от яда — кинжал Джезма был отравлен. Страной правит его сын Аршак. Он снял все обвинения против Конана и Балаша и желает, чтобы Балаш по-прежнему охранял северные рубежи, а Конан вернулся на службу в столицу. Иранистану нужны такие храбрые воины, потому что король Турана Ездигерд, покончив с бандами козаков, наверняка скоро опять захочет силой подчинить себе соседей.
— Если дело обстоит так, как ты говоришь, — ухмыльнулся Конан, — то в туранских степях скоро можно будет славно поживиться. Честно сказать, я по горло сыт интрижками придворных шаркунов. — Он повернулся к своим воинам: — Кто хочет вернуться в Аншан, пусть уходит. Завтра я выступаю на север.
— А как же мы? — хором взвыли гирканские гвардейцы в шлемах с перьями. — Иранистанцы нас перережут. Наш город захвачен упырями, семьи растерзаны, начальники убиты. Что будет с нами?
— Кто хочет, пусть идет со мной, — безразличным тоном сказал Конан. — Прочие могут попросить убежища у Балаша. В его племени сейчас найдется немало женщин, кому потребуются новые мужья… Кром всемогущий!
