Дункан Мак-Грегор - Владычица небес
— Кармашана? — встрепенулся киммериец.
— Ну да!
— Прах и пепел! Что ж вы мне голову морочили? Ну-ка, Энарт, что ты там говорил про Кармашана?
— Я знаю его, — кивнул Энарт. Голос у него оказался не хуже внешности — звонкий, чистый и в то же время мягкий, — Меня отвезла к нему Лайна, колдунья из деревушки близ Кутхемеса. Она…
— Рассказывай все с самого начала, — потребовала девушка, которой явно очень хотелось еще раз послушать своего Энарта.
Юноша смущенно посмотрел на киммерийца.
— Давай сначала, — разрешил Конан. Путь к знакомству с Кармашаном был ему не менее интересен, чем само знакомство.
— Так вот, Лайна… Я увидел ее в первый же день, как приехал в ту деревушку. Еще раз говорю тебе, Клеменсина: не хмурься. Не внешность ее заставила меня подойти к ней и заговорить — сейчас я даже не смог бы описать ее, хотя видел совсем недавно. Но ее глаза… Пойми, отец сослал меня в деревню, думая, что мне нужно отдохнуть от учения. О, он никак не понимал, что учение и есть для меня отдых. Он не позволил мне взять с собой ни книг, ни рукописей — только одежду и деньги. К чему же мне штаны и хлеб, когда нет книги?
(На этом месте повествования Энарта Клеменсина гордым взором окинула обоих своих друзей.)
Ни один крестьянин из той деревни не понял бы меня, обратись я к нему с такими речами. Лишь в глазах Лайны я увидел ум и интерес. Нет, не ко мне, а к жизни, к миру, к тому, что окружает нас в каждый миг нашего существования на земле. «Вот, — подумал я, — вот тот человек, с коим я смогу пережить тяжелое время разлуки с моей милой девочкой Клеменсиной и моими книгами».
Я подошел к ней и заговорил. Она охотно ответила мне. Оказалось, что Лайна — здешняя колдунья. Назвав себя, она рассмеялась и сразу сказала, чтобы я не подумал ничего дурного. Мол, местные жители хотят, чтоб она была колдуньей, так пусть она будет для них колдуньей, ничего особенного. На деле же она обычная женщина и отличается от прочих только тем, что умеет и любит читать. Потом я понял, что сие было лукавство: конечно, она умела читать (и не на одном языке), но, кроме того, она… О, я даже не уверен, смогу ли я перечислить здесь все, что она знала и умела. Думаю, многие науки, в коих она разбиралась не хуже императорских мудрецов, не знакомы вам, друзья, даже по названию.
Сознаюсь, я был несколько самонадеян и вздумал удивить ее своими (в ту пору мне казалось — весьма великими) познаниями в разных областях человеческой мысли. Она слушала меня внимательно, затем, когда я устал, принялась говорить сама. Тут-то и испытал я ужасный стыд. Она знала в тысячу раз больше меня! Ежемоментно краснея, я заставлял свою память в точности запоминать каждое ее слово. И то сказать! Не все слова, произнесенные ею, оказались мне знакомы! К счастью, она не сочла за труд объяснить мне то, чего я не сумел понять сам.
Тогда же она и угостила меня варевом собственного приготовления… Все, кроме науки, исчезло из моей головы сразу. Одно лишь сердце помнило и отца, и Клеменсину, да только сердце без разума — ничто, как и разум без сердца…
Далее время проходило однообразно. Мы читали, обсуждали прочитанное, снова читали, возвращались к прежним темам беседы, искали и находили новые… Я выяснил (но ей не сознался), что она действительно знала толк в колдовстве. Тогда я, как бы между прочим, похвастался, что в одном старинном, очень старинном пергаменте (он рассыпался у меня в руках, лишь только я прочитал его) мне довелось найти интересное заклинание.
Произнести его вслух мог только непорочный юноша, и никто иной. Мне понравилось, что она выслушала меня так внимательно: ни разу взор ее не отворотился в сторону и не наполнился скукой. «Какое же это заклинание, Энарт?» — спросила она, когда я закончил рассказ. «О, ничего интересного, — засмеялся я. — Всего-то охранение ценной вещи, имеющей магическое свойство…» Нет, при этих словах ничто не изменилось в ее глазах, но я все равно почувствовал ясно, что заинтересовал ее более, чем предполагал. «И ты хорошо помнишь его? Ты не забыл ни слова?» — допрашивала меня Лайна. «Ни слова», — с удивлением отвечал я.
Так прошло несколько лун. Однажды Лайна сказала: «Знаешь, Энарт, я думаю, нам не стоит больше проводить столь драгоценное время в деревне. Давай поедем куда-нибудь. Может быть, найдем новые книги или рукописи древних мудрецов…» Я согласился с радостью. Мне самому уже наскучило жить в деревне.
Вот тут и появилась ты, Клеменсина. Зря ты терзала себя и каялась. Твои действия не причинили ни мне, ни Лайне никакого вреда. Мне жаль только, что тебе пришлось так страдать. Представляю, какая мука рвала твое сердце, когда я не узнал тебя… Прости. Если б не то зелье…
Лайна же твое появление объяснила мне так: ты — колдунья. Нам обоим нужно держаться подальше от тебя… В ту же ночь она долго творила какие-то заклятия, мешала в котле что-то вонючее и брызгала им на меня, полагая, что я сплю, потом отрезала у меня прядь волос, зарыла ее в землю около дома и на сем успокоилась. Ранним утром мы ушли из деревни. Только нынче я узнал от тебя про то страшное судилище, что устроили моей Клеменсине крестьяне… Откуда они взяли, что ты убила меня и Лайну? Не ведаю. Однако думаю вот что: накануне Лайна, которая, к прочим своим достоинствам, отлично владеет мечом, кинжалом и луком, подстрелила в лесу маленького кабанчика. Кровью его был забрызгал весь наш двор… Теперь ты понимаешь?
Ну, а мы… Мы отправились сюда, в Мандхатту. Прибыли мы три дня тому назад. Лайна сразу позна комила меня с Кармашаном. Он принял нас очень радушно, познакомил со своею сестрицей — чудной красавицей, угощал даже вином, кое тут запрещено. А в конце трапезы прямо попросил, чтобы я наложил то охранение на одну вещь. Мол, она принадлежит ему по праву, однако слишком много нынче охотников на чужое; да, она обладает магическими свойствами; да, она действительно принадлежит ему и только ему… И… я обещал.
Но, поразмыслив немного, я решил, что прежде чем брать на себя такую ответственность (а вдруг вещь все-таки окажется не его? В том пергаменте присутствовало также предостережение читающему: если использовать заклинание для похищенной вещи, то сотворишь зло истинному ее хозяину и себе самому. Мне тогда показалось, что это несправедливо — при чем же я? — но сейчас так не кажется) — так вот, прежде чем брать на себя такую ответственность, надо убедиться, что вещь (в самом деле его. Я просил его предоставить мне такие доказательства. Он согласился.
А прошлой ночью, отчего-то не в силах заснуть, я предавался думам о прошлом. Мне показалось странным то обстоятельство, что я не помню, откуда я родом и кто мои благословенные родители. Долго ворочался я без сна, пока наконец мысли мои не прояснились. Я вспомнил все! Я вспомнил отца, родной город и, конечно, тебя, Клеменсина. В душе моей зародились сомнения. «Кто же в действительности Лайна? — думал я. — А главное — друг она мне или враг?» Потом я пришел к выводу, что она могла по ошибке принять тебя за колдунью, и отбросил сомнения прочь. Но о тебе с того момента не забывал и на миг. И вот — нынче мы встретились… Как это прекрасно!..
