Дочь Горгоны - Оксана Олеговна Заугольная
Воспитатели, конечно, знали, что она такое. Но внешность, с этими очками и облаком кудрявых волос, помогала обмануть, хотя последние годы на эту уловку велось всё меньше людей.
Неожиданно раздался какой-то странный звук, и Солунай, не дыша, остановилась. Прислушалась. Что это? Хлопнула вдалеке дверь. Шаг, шаг, ещё один. Найка снова замерла, на этот раз рядом с дверями в спальню малышей. Отсюда до спальни старших девочек сквозняка четыре, не больше. Она справится.
Найка снова зашевелила пальцами. Толстые носки грубой вязки совсем не спасали от лютого холода, а носить башмаки из грубой кожи на деревянной подошве в приюте не стала бы даже дурочка Берта. Кроссовки и сапоги приютские берегли, их достать было непросто, и здесь особо ценилось, если тебе есть что передать малышам. Совсем уже беззлобно Найка подумала, что свои сапоги может передать малышке Аэлле. Говорят, гарпии очень быстро растут.
Из-за двери раздавался скрипучий голос старой Айару. Конечно, за малышами приглядывала она. Когда Найка и другие были такими же, они тоже слушали её сказки на ночь.
– А потом охотник отрубил Лане голову. Вжик! И снёс её! – услышала Найка и с трудом подавила улыбку. Они с Банушем просто обожали историю про охотника и Лану, королеву саламандр.
Малыши зашумели. Похоже, им тоже нравилось, и они просили продолжения. Всем хотелось знать, как охотник вышел потом из саламандровых пещер. А ведь это была уже другая история.
– Тихо, маленькие чудовища! – начала ругаться Айару. – А то придёт охотник и отрубит ваши головы! Ну-ка, немедленно спать!
Найка зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Всем ведь известно, что среди малышей нет чудовищ. Ну разве что одно или два. Точно не больше пяти. Поди разбери, они вечно чумазые, голодные и верещали так, что взрослые воспитанники вроде Найки, которые прожили больше дюжины лет, обходили их стороной. Вот среди них чудовищ было поболее. Почти все.
Найка услышала тяжёлые шаги и поглубже вжалась в тень. Будучи помладше, она очень пугалась этих шагов. Думала, что директор и впрямь возьмёт да и отрубит голову тому, кто не ляжет вовремя спать, плохо расчешется или не доест куриный суп. Глупости это, конечно.
Александр Николаевич остановился совсем близко, и она замерла. Даже дышала через раз. А потом снова раздался звук его шагов и скрежет, словно по полу тащили что-то тяжёлое. Лучше даже не думать, что именно!
Ноги совсем окоченели, да и закончившая сказку Айару могла вот-вот выйти, так что Найка едва дождалась стука печной вьюшки в спальне малышей и стрелой бросилась вперёд. Шаг, ещё один.
– Кхм! – Кашель раздался прямо над ухом, отчего Найка резко присела. Хорошо хоть, корки на посыпались на пол!
В тень уже не спрятаться, её озарял свет из окна, за которым так некстати луна выбралась из-за туч. А вот тёмная громоздкая фигура директора почти наполовину скрылась в темноте. Что за несправедливость!
«Остерегайся директора, Найка». Бануш впервые шепнул ей пару лет назад и унёсся по своим очень важным мальчишеским делам. С тех пор мало что изменилось, только Солунай теперь не могла спокойно есть или учиться, она изо всех сил остерегалась директора. Получалось не очень хорошо, ведь она понятия не имела, зачем, а главное, как ей это делать.
Вот и сейчас она снова попалась. Неудивительно.
Спрятаться от Александра Николаевича всё равно нигде не удастся – и приют, и болота сразу за двором, и даже мрачный предгорный лес за болотом он знал как свои пять пальцев.
Говорят, раньше он был охотником на чудовищ, но Найка в это не верила. Не станет охотник директором такого приюта. Пусть охота на них давно запрещена и приют находится в самом сердце заповедника, малограмотные любители наживы и некоторые туристы по-прежнему убивали чудовищ. И это здесь, в самом нутре мира. А что говорить о других местах? Чудовища же, в свою очередь, и вовсе понятия не имели ни о каких законах, так что приют исправно пополнялся сиротами.
Найка понятия не имела, откуда чудовища знают про нутро мира и стоящий тут приют, да только если кому-то из них грозила опасность и появлялись дети, чьи особенные черты скрыть не удавалось, они отправляли их сюда. Сами… выживали или были убиты, кто знает. Приют принимал только малышей. Вот и выкидывало у Красных Ворот, соприкасающихся лбами над узкой дорогой, младенцев со всего мира. А директор их подбирал и тащил в приют. Ведь здесь неприкосновенность была у каждого, даже у Бануша, на которого многие поглядывали с опаской. Среди воспитанников только он один однозначно признавался чудовищем. Официально.
– Солунай. Разумеется, как всегда, растрёпана и неряшливо одета, – раздался голос директора, и Найка чуть не заплакала от досады. Как же она не любила своё имя, произнесённое таким тоном!
Она ведь только на минуточку замешкалась и перестала остерегаться, и на тебе – директор поймал её прямо в коридоре. Ночью, когда строго запрещено покидать комнаты. Ему-то что, он сам может ходить когда угодно и где угодно. Вот и сейчас рядом с ним угадывалась крупная курица, похоже, только что подбитая в лесу.
Елена Васильевна утверждала, что никакие это не куры. Куры не бывают с острыми зубами в два ряда и уж точно не вырастают размером с добрую лошадь, но сиротам полезно было есть куриный бульон, так что директор охотился на кур, и точка.
Это за границами их заповедника, может, водились обычные куры и не было чудовищ, но попасть туда могли только немногие из воспитанников приюта. Самые умные и только люди. Или хотя бы достаточно сильно похожие на них. Как Васса.
Закусив губу, Найка поклонилась и пригладила густые кудрявые волосы. Ох, и попадёт же ей и за вылазки в горы, и за прогулки по приюту ночью! Под руками протестующе зашипели запутавшиеся в волосах змейки, но наружу не показались.
Бедный директор терпеть не мог детей, и не его вина, что именно он был вынужден приносить из леса осиротевших младенцев, и Найку в том числе. Но теперь его нужно остерегаться.
– Солунай, – повторил Александр Николаевич, будто прекрасно знал, как она ненавидит своё имя, и теперь осознанно мучил её. – Что же мне с тобой делать, Солунай… Ты же совсем не слушаешься. Елена Васильевна говорила, что ты снова убегала к водопаду. А если замёрзнешь насмерть? Или кто-то тебя убьёт? Браконьеров с каждым годом становится всё больше, ты хоть это понимаешь, Солунай?
– Зимой
