Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ) - Руслан Ряфатевич Агишев
Выходов виделось немного, и все они были не самые простые. Дела можно было поправить способами, известными уже не одно тысячелетие: войной или каким-нибудь преступным или путем — разбоем, например; находкой клада или любых других сокровищ; женитьбой и взятием богатого приданного. Самым перспективным и безопасным из этого виделась, как это ни странно, женитьба.
— Интересно, есть в этом городе невесты? — невесело рассмеялся он, вспоминая бессмертный фильм про стулья и сокровища в них. — Как говориться, кому и кобыла невеста… Может попробовать? Невесту для него наверняка уже подобрали. Здесь с этим легко и просто, с младенчества могут обручить.
Только поразмыслив еще немного, Дмитрий отказался от этой мысли. При внешней суете, толку выходило мало. Ну, женится он и что дальше? Кого сможет взять? С его сегодняшним положением, если кто и согласиться за него пойти, то только вдова какая-нибудь с ворохом детишек или бесприданница. Как ему потом все это разгребать⁈ Лопата сломается!
— Клад копать тоже не вариант. Как говориться, чтобы что-то выкопать, это нужно сначала закопать… Значит, остается пойти по кривой дорожке, — заключил парень, возвращаясь к костру. — Слышь, Михайла. Расскажи-ка мне все про нашего соседа. Как его там… Скуратов, кажется. Давай, выкладывай!
Тот какое-то время чесал затылок, то и дело бросая на Дмитрия странные взгляды. Черт его знает, что у него на уме.
— Нежто с ним судиться удумали? Зря то, Митрий Лексеич. Совсем не гожее дело. Пропащее, — тут же посмурнел холоп, решив, что Дмитрий судиться со своим соседом Федором Скуратовым задумал. — Тобе же в приказе слушать толком не станут. Мал ты еще супротив такого, как Скуратов идти. У того дружки, да родственнички в городе и самой Москве сидя. Вмиг дело сотряпают, да землицу отберут. Самого же в Сибирь на каторгу определят, к чухонцам…
Дмитрий в ответ молчал, и не думаю разубеждать его. Пусть Михайла думает, что хочет. Сейчас, главное, информацией разжиться.
— … Федор Скуратов прежде в большой силе был. Сказывают, что в Москве обретался при дворне самого великого государя Алексея Михайловича. После замятни одной впал в немилость и здесь оказался, в трех сотнях верст от столицы, — холоп начал выкладывать про Скуратова. — Много разного добра с собой привез: мебель, ткани, жеребцов заморских, всякие вина, серебро, золото. Отстроился здесь. Цельные хоромы отстроил, в каких и князю не зазорно жить будет. За пять лет, что обретается тута, все окрестные земли прибрал к себе. У кого добром взял, кого выжил, а кто просто пропали вместе с семьями… На наш вот угол свой глаз тоже положил. Как твой батюшка ослабел и слег, совсем совесть потерял. Всю зиму, почитай, гад, наши земли разорял. То лес его люди рубят, то рыбачат в наших озерах, то своими конями посевы вытаптывают. Совсем жилья не стало, — махнул он рукой. — Матушка ваша к нему ездила по зиме. Спрашивала, по что тот такие дела творит. Он же, ирод, в лицо смелся. Похвалялся род Кобылиных, вообще, выжить с этих земель. Чтобы, мол, даже духу нашего здесь не было… Антихрист настоящий! Вдову с парнейкой со своей земли гнать удумал. Если бы хозяин жив был, то вмиг бы его огорошил.
Присвистнув, парень подкину дровишек в костер. Рассказ явно затягивался и сулил не еще не один час отдыха.
— Сколько с ним людей? — перебил Дмитрий, видя, что холопа начало нести куда-то в «не ту степь». — Давай, коротко и по делу.
— Так… ентот, — задумался Михайла, запрокинув голову и начиная рассматривать верхушки сосен. — Много у няго людишек-то, Митрий Ляксандрович. Очень много. Боевых холопов два десятка почти или чуть поболе. Разной дворни за четыре десятка. Если же еще простых мужиков соберет, то и вовсе цельная сотня окажется.
От подобной математики Дмитрию стало совсем невесело. Отряд в сотню штыков ему совсем не по зубам в сегодняшнем положении. Честно говоря, ему и десять бойцов не одолеть, если Скуратов вздумает бросить их в штурм на его деревушку. Они ни в жизнь не отобьются. И чем, вообще? Кольями и дубинами? У них на всю деревушку были батин меч, копье и сабля Михайлы, лук со стрелами второго боевого холопа. У нищих крестьян не была даже железного топора. Смешно сказать, каменным пользовались, ибо железные не по карману.
— … А безобразничать по нашим землям пускает только свово наивернейшего слугу, Прошку, что Медведем за свою силищу прозывается. Тот с девятью дружками, почитай, всю зиму по нашим лесам рыскал. Всю дичь нам распугал… Пару раз даже наших мужиков из леса выгнал. Кричал, что скоро всё их тут будет, а мы по миру пойдем.
Видно было, что у Михайлы сильно «чесались» кулаки. Так и перло из него желание «разобраться». Даже ерзать на месте начал. Такому дай возможность, в бараний рог любого скрутит, если до этого не пристрелят.
Пока Михайла возбуждённо махал кулаком и грозил Скуратова божьими карами, Дмитрий мучительно размышлял. То, что придется заняться разбоем, он уже понял и скрепя сердцем принял. Сейчас же пытался придумать, как ему привлечь к своим планам своего холопа. Ведь, другого такого подходящего кадра у него просто не был под рукой. Михайла, вообще, по всем параметрам подходил на роль сообщника-единомышленника: служил у отца и был, соответственно, своим, имел подходящие навыки, наконец, крупным и здоровым был.
Осенило парня тогда, когда Михайла уже выдыхаться начал. Ругательства иссякли, напор утих. Проголодался, похоже.
Дмитрий решил свой главный козырь разыграть — способность превращать воду в алкоголь. Открыться воину и сразу же намекнуть, а кто, мол, такое умеет. Должен же сообразить.
— … Ты, Михайла, давно ли в церкви был? Давно ли проповедь батюшки слушал? — ошарашил он его, выпучившего глаза от удивления. Явно не ожидал такой смены темы разговора. Только что ведь о помещике Скуратове речь вели, а тут про церковь заговорили. К чему бы это? — Дай-ка, мне кружку с водой. Покажу кое-что.
Ничего не понимающий, Михайла плеснул воды из кувшина в кружку и подал ему. Дмитрий же, сделав лицо максимально одухотворённым, всплеснул рукой и громко подул на воду.
— Пригуби, — отдал кружку обратно. Пока держал, парень почувствовал, как потянуло чем-то ягодно-алкогольным. Напомнило ликер какой-то, название которого совсем из головы вылетело. — Ну, как?
Рябое лицо у холопа, словно резиновая маска, с легкостью исполнило все возможные гримасы: и любопытство, и неверие, и шок, и страх. Державшая кружку, рука задрожала, расплескивая ликер из кружки.
— Что сие за чудо? Никогда
