Девора - Александр Операй
Анат считала себя ведьмой во втором поколении.
Она говорила, что ее мать умела ходить между мирами и привела дочь в город на берегу океана в возрасте четырнадцать лет. С тех пор Анат лишь притворяется обычной женщиной. Она научилась носить эту маску так хорошо, что со временем перестала снимать ее. И больше не позволяла себе быть кем-то другим при посторонних.
Их отношения в телефоне стали похожи на гранж. Грязное, надрывное пренебрежение к чувствам. Апатия и агрессия. Никаких прикосновений и запахов. Только слова. Они читали друг друга, как книгу на протяжении полугода. Никаких фотографий. Только описания. Он — это белые волосы и голубые глаза. Вместо рекламы своего члена чужак писал Анат стихи:
На кладбищенском холме
Ты называешь мое имя
И я скоро буду убит
В Затонувшем лесу
Твои глаза — летучие мыши
Твои волосы — черные кошки
Я вижу тебя голой на перекрёстке
И ты ведешь меня к безумию
Прямо во тьму
Она смеялась.
Читала чужаку книги. Они одолели всю Анджелу Картер за пару недель. Дальше был Ежи Косинский. Но ему нравилась «Любовь», а «Раскрашенную птицу» он слушал в пол-уха и к утру засыпал.
Кто знает, что Анат нашла в чужаке. Может быть, она не могла уснуть. И ведьмин час сводил ее с ума. Время неудач. Время дурного глаза и страшных проклятий.
Чужак был скучным мужчиной.
Она говорила, что хочет проломить ему череп только для того, чтобы он наконец-то выбрался из своего склепа и начал жить.
— Все раздражает. И то, как ты куришь. И то, как ты носишь пальто.
— Мы давно не встречались.
Она предложила это исправить. Увидеть друг друга опять.
— Для чего?
— Ну не знаю. Можем сжечь эту дурацкую книгу «Любовь».
И вот.
Анат оказалась со странностями.
Об этом мало кто говорит на первом свидании. Честных людей вообще не бывает. И даже если бы она рассказала о себе все до последней сплетни, чужак бы ничего не услышал.
Он смотрел на ноги Анат чаще, чем на грудь и лицо.
Они были вполне ничего.
Малость потрепанные, слегка кривые. Неидеальные, как и все в этом мире.
Они отвлекали.
В вечной дилемме: грудь или задница? Он выбирал ноги.
Чужак не следил за разговором. Но что-то все же до него доходило.
На прошлой неделе Анат летала в Москву. Пару лет один и тот же маршрут. Третьяковка, Тверская, Красная площадь, станция метро Пушкинская. Она ведь женщина за сорок. Пора думать о деньгах.
Чужаку пришлось отвлечься от ног Анат, чтобы понять, как все это взаимосвязано.
Картины Ван Гога, старость и секс за деньги.
Оказалось, в Москве у Анат есть мужчина. Или любовник. Или друг. Или черт его знает, что за дурак. Старый дед, который все время принимает таблетки и потом трахается, как в последний раз.
— Участь любого мужчины за шестьдесят.
— Отличная новость. Это так интересно, Анат.
Чужак не в обиде и не в печали. Он современный мужчина. Старается выглядеть, как парни из глянцевых журналов. Ни одной новой морщины. Трусы-плавки. Бритая грудь.
Анат говорит нет любви. Любовь умерла. В моде зависимые отношения. После сорока время думать о доме на берегу океана.
Подготовить площадку.
Заложить фундамент.
Избавиться от кредитов.
Выплатить ипотеку.
Анат занимается сексом ради дочери.
Или нет.
Но все, как всегда, в перспективе.
Окна многоквартирных домов навевают тоску. Бездомные собаки рыщут в урнах на остановке трамвая. Вокруг слишком много случайных людей.
Чужак тащит Анат в бар у реки выпить чешского пива.
Ее ноги в свете уличных фонарей мелькают в танце хоруми, как на сцене в легендарном Театре пальцев Тбилиси. Он бы хотел танцевать с Анат всю ночь напролет. Но сперва должен выпить. Иначе начнет предъявлять претензии. Учить женщину жить. Он сорвется и превратится в нечто странное, первобытное. Он оборотень времен патриархата. На небе Луна.
Заведеньице так себе.
От реки несет туалетом и дохлой рыбой. За дальним столиком в темноте кто-то все время рыгает. Справа поют «Лесника». На том берегу, словно волки из песни, им вторят жабы. Под ногами окурки, скорлупки фисташек. Ветки ивы склоняются к земле и подметают мусор, оставшийся от других посетителей.
Чужак замечает недовольство Анат, но тут ничего не поделать. Здесь продают самое лучшее чешское пиво. Прямо жемчуг в куче дерьма.
Он с дуру ляпнул:
— Моя бывшая хотела детей.
— А ты нет?
Чужак пожимает плечами. Ему было двадцать. Он мечтал поскорее кому-нибудь вставить. Года три, четыре, десять, а потом трахаться надоело. У нее были на редкость некрасивые ноги. Будто она родилась с лошадью между бедер.
— А твои ничего.
— Разве можно кого-то любить из-за ножек?
— Конечно. Только за это и можно любить.
Анат не согласна.
Город, на фоне которого она излагает свои аргументы, кажется чужаку злым великаном, медленно открывающим свои бесчисленные окна-глаза. Он вздыхает скрежетом трамвая по проводам, сигналами автомобилей, звоном монет по столу, гулом взлетающих самолетов, шепотом, вскриком человеческих судеб. Темные облака закрывают звезды и нависают над баром непроглядной стеной.
Что-то случится.
Зло проникает сквозь трещину между мирами.
Тьма бьется о берег.
В этот момент чужак почти согласился, что одних ног слишком мало, чтобы любить женщину, которая все время говорит о мужчинах и деньгах.
_______________
Анат трахалась, как сумасшедшая.
Горячая и мокрая.
Комета, которая все падает и падает на Землю.
Сверху вниз.
Сверху вниз.
Сверху вниз.
У нее были черные глаза.
И они становились все темнее и темнее.
Широко распахнутая. Как шлюха.
Она курила сигареты и сосала ему член.
Странное чувство. Удовольствие и мысли о раковой опухоли на пенисе. Настоящий экстрим. Будто прыгаешь с парашютом или разгоняешь автомобиль до двух сотен по мокрой трассе. В общем жуткая сцена. Рок-эн-ролл между ног. Кричи громче. Стучи в барабаны.
— Этот дед из Москвы не внушает доверия.
— Чего?
— Все происходит по утрам, — говорит она, — ну знаешь, когда хочется спать или просто валяться в
