Смерть Рыцаря - Александр Павлов

— Прошу простить моё гостеприимство, — голос его дрожал, даже при том, что он старался говорить тихо, пряча чувства. — Прошу, садитесь, — Жанпольд резко встал со стула, впиваясь руками в стол для должного баланса и продолжил, обращаясь глазами то к Софии, то к Марии, — курица свежая, вино хорошее, сейчас вам будет и хлеб. Клара, сходи, пожалуйста. Остальные свободны.

Солдаты выбежали быстрее старой горничной, хоть та и была ближе к выходу.

София была осторожной в каждом своём шаге. Подходя к столу, она до сих пор не верила, что смогла вернуться домой. Что это всё не сон, который закончиться тем, как она проснется в храме Волариса. Совершенно одна и в полнейшей темноте. И эта осторожность в каждом действии, в каждом шаге — было страхом сделать что-то неверно и развалить, как собранную мозаику, весь этот день и нынешний вечер.

Жанпольд, её отец, словно почувствовал её скованность и испуганность, обогнул стол и остановился в метре от неё. Его неожиданно сковало тоже чувство. Что дочь не реальна и здесь не находиться. Он развернулся к своему месту, сделал несколько шагов к нему, достаточно чтобы протянуть руку и схватиться за свою тарелку с изрезанной курицей, взял её, снова развернулся и поставил напротив стула, на который должна сесть София.

— Ты будешь вино или воды принести? — сказал он вежливо, почти ласково и без единого намека на бутылку выпитого ранее рома.

София приподняла руку, в сторону отца, и не поднимая на него взгляда, тихо ответила.

— Воды будет достаточно.

На столе воды не было, только вино. Тогда Жанпольд, не дожидаясь Клары, и сам вышел из комнаты, одновременно с этим давая себе передышку.

София почувствовала свободу. Ей стало легче управлять своим телом. Она смогла сесть на стул и даже подвинуть к себе тарелку поближе. Она посмотрела на Марию. Та посмотрела на неё в ответ. Уставшая, засыпающая на ходу, девочка больше была похожа на призрак. А вино и большая куриная ножка, еще сильнее повлияли на её желание спать.

— Мы можем поделить тарелку, подвинься ближе, — сказала София.

Мария не успела ответить. В комнату зашла Клара с хлебом и с еще двумя тарелками.

— Я вижу господин мэр отдал тебе свою, — обратилась она к Софии, — значит, будет запасная, — она поставила одну тарелку на против Марии, а другую посредине стола.

Вернулся Жанпольд с графином воды и двумя стаканами.

— Мария, тебе налить?

Он поставил два стакана и, не дожидаясь ответа, заполнил их водой почти доверху. Мария схватила свой стакан и стала пить. Пока не кончилась вода. Оторвала стакан от губ и посмотрела на Жанпольда.

— Спасибо.

— Нет. Тебе спасибо. Ты спасла мою дочь.

Жанпольд подвинул стакан с водой к Софии. Она подняла голову и посмотрела на отца. На его лицо полное благодарности и счастья. Он не улыбался, но она понимала. Помнила этот взгляд, полный любви.

— Прости, что я убежала.

— Ты здесь сейчас. Вот, что действительно важно.

София кивнула и поднесла к губам стакан. Жанпольд смотрел как, она пьёт воду.

— Я искал везде. Но я не мог отправить людей в Воларис, — сказал он когда София допила, — боялся отправиться туда сам.

София опустила голову к тарелке. Взяла вилку и ткнула в кусок курицы.

— И правильно. На мне уже достаточно смертей.

Жанпольд положил руку на плечо Софии. Она вздрогнула. Продолжила есть. Пока слезы не закапали на тарелку и жевать стало тяжелее.

— Всё в порядке, ты дома, — Жанпольд встал на колени перед её стулом и стал гладить дочь по голове, повторяя одно — «Всё в порядке, ты дома, ты вернулась».

София бросила вилку и обхватила лицо ладонями. Затряслась от раздирающей печали и выходящих слёз. Отец попытался унять её дрожь, обхватил крепко руками и прижал к себе.

Глава тридцать вторая

В первую ночь Мария была настолько уставшей, что это мешало ей спать. Столько накопленной тревоги, столько сменяющих друг друга мыслей душили её, лежащую под одеялом и пытающуюся уйти из этого мира хотя бы на ночь. Она вертелась вокруг себя, крутила головой и никак не могла заставить сердце не давить на неё так сильно. Туда словно воткнули гвоздь. Она могла почувствовать его очертания, как он не позволяет расслабить мысли. Бесконечная тупая боль, усиливающаяся при мысли о Галахаде. О человеке, что пожертвовал собой ради неё.

Когда-то этой ночью, ей всё же удалось уснуть. Ей ничего не снилось. Она пропала в тьме, пропали её мысли и от того, когда она проснулась по утру, ей стало еще хуже. Боль тут же, почувствовав пробуждение, вцепилась с новой силой, представляя перед глазами лицо Галахада и забивая голову мыслями о нём и о его самопожертвовании. Мария даже не чувствовала себя отдохнувшей и не могла противостоять боли. Она снова вся ей отдалась, беспомощно вздыхая.

Хоть она не была отдохнувшей, спать ей тоже не хотелось, или она не могла. Пришлось встать. Её уложили на диван, в той же комнате, когда она впервые попала в этот город с Галахадом. За дверью топот горничных, проходящий туда-сюда. Они к чему-то готовились. Или бегали передавали сплетни. О том, что вернулась дочь мэра, о том, что она вернулась из Волариса. О Марии же все быстро позабыли. По крайней мере, ей так казалось. В прошлый раз её разбудила Клара. И тогда солнце было ниже. Сейчас же, время близится к обеду, а к ней так никто и не зашёл.

Мария взяла свою грязную одежду со стула: штаны, рубаху и темную курточку. Пояс с двумя клинками. Оделась.

Она не боялась ходить по особняку без разрешения, впрочем, как и в предыдущий раз. Она вышла из комнаты, прошлась по длинному коридору до лестницы, спустилась на первый этаж. Здесь она не могла не заметить горничных, бегающий в разные стороны по разным делам. Кто-то ходил с посудой, кто-то пробегал с маленькими баночками в руках. Это могли быть приправы или особые травы для трапезы. Другие таскали стулья. Некоторые бегали с тряпками и протирали всё вокруг. Мария прошла в комнату, куда постоянно заходили и откуда постоянно выходили горничные. Это был обеденный зал, с длинным столом посередине, рассчитанный, если учесть стулья и тарелки, примерно на десять человек. Впрочем, самой