Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер
Она опустила ножницы еще ниже, рассудив, что сумеет стянуть волосы в тугой узел, чтобы спрятать под париком. Поэтому достаточно будет убрать только то, что ниже лопаток.
Управившись со стрижкой, Элейн примерила белый парик и форму лакея. Узкие брюки самым бесстыдным образом обтягивали ноги, выставляя их напоказ. Элейн с облегчением отметила, что синяя ливрея хотя бы немного прикрывала ягодицы. Рубашку в районе живота пришлось набить, чтобы грудь была незаметна. В конечном итоге мужчина из нее вышел несуразный: полноватый, с излишне объемными бедрами, торчащими из-под парика собственными уже рыжеющими волосами и черными широкими бровями, которые Элейн нарисовала сурьмой.
Вероятно, Робо тоже остался не в восторге: утром, перед балом, раздавая инструкции, он несколько раз остановил на ней недовольный взгляд. Элейн стало особенно неловко, когда ей показалось, что мажордом ее узнал. Но она постаралась отделаться от этих мыслей, сосредоточившись на главном. В конце концов, она почти не нарушала правил: прачкам и прочей прислуге, не занятой на балу, дали выходной. В свободное время Элейн была вольна заниматься чем вздумается. Даже выдавать себя за мужчину.
Из-за мыслей о предстоящем празднике поесть она так ни разу и не смогла. Мари приготовила для всех, кто трудился в тот день, скромный обед, но нервозная тошнота отвращала и от еды, и от воды.
К счастью, работа позволяла хотя бы на время выкинуть тревожные мысли из головы. Порой Элейн так увлекалась, перенося посуду, расставляя столы, расстилая скатерти, что даже забывала о своем представлении и заходила на кухню, будто была тут своей. Хорошо, что все были так заняты, что не обращали внимания на нагловатого лакея.
Наконец начали прибывать гости. Робо, не имея достойных рекомендаций в отношении Элейн – а точнее, Ленни, как та представилась, – отправил ее в самый дальний угол, подальше от короля и хозяина. Она должна была находиться во внутреннем дворике, разносить на подносе вино и забирать у гостей пустые бокалы.
Сперва все шло гладко. Элейн справлялась с подносом, гости проявляли больше интереса друг к другу, чем к прислуге, люди ждали появления Его Величества.
Затем Элейн увидела Оддина. Отчего-то ей и в голову не приходило, что он мог оказаться на балу. Вид у него был не особенно счастливый. Кажется, этот Торэм предпочел бы оказаться в подворотне, вытаскивая труп выпивохи из кучи мусора, чем стоять в красивом дорогом наряде на светском мероприятии, под заинтересованными взглядами молодых девиц и их матерей.
Красивую женщину рядом с ним Элейн приняла за госпожу Торэм, мать Ковина и Оддина. Их родство выдавали и светлые волосы, и форма глаз, и правильные черты лица.
На праздник они явно прибыли уже какое-то время назад и успели заскучать, но Элейн увидела их, лишь когда оба вышли освежиться во внутренний дворик поместья.
Оддин утомленно оглядывал сад, время от времени поправляя тесный в плечах камзол. Его спутница любезно улыбалась другим гостям, но в перерывах между этими вежливыми поклонами вздыхала, с неудовольствием косилась на сына и что-то негромко ему говорила. Он, подумать только, закатывал глаза.
Элейн и сама не заметила, что засмотрелась на пару, но тут их с Оддином взгляды случайно встретились. Она поспешно отвернулась и подлетела к ближайшему гостю, учтиво продемонстрировав поднос с вином.
Следующие четверть часа Элейн была занята тем, что избегала Торэмов, обслуживая всех вокруг, кроме них. Она как раз сосредоточенно наполняла чей-то бокал рубиново-красным напитком из графина, когда над самым ухом раздалось:
– Кого здесь надо убить, чтобы получить вина?
Это был Оддин. Он подкрался к ней сзади и промурлыкал слова так, что у Элейн не осталось сомнений: он ее узнал. Никто в своем уме не стал бы так разговаривать с лакеем.
Она склонила голову перед гостем, чей бокал наполняла, затем сделала пару шагов назад и тихо ответила последовавшему за ней Оддину:
– Если не печетесь о своей репутации, господин Торэм, позаботьтесь о моей. Я честный, уважаемый лакей.
Она направилась в сторону кухни, чтобы отнести поднос с посудой. Оддин не отставал. С явным весельем он ответил:
– О какой репутации идет речь, когда вы появились перед толпой гостей в таких обтягивающих бриджах.
Элейн чуть замедлилась, чтобы проходящий мимо молодой человек смог поставить бокал на ее поднос. Затем ответила:
– Почему-то на мужчинах эти бриджи кажутся всем вполне обычным делом. А я, по-вашему, выгляжу вызывающе. – Она бросила на него сердитый взгляд. – К счастью, все здесь уверены, что я и есть мужчина.
– Поверьте, если бы я так вырядился, это тоже выглядело бы вызывающе.
Элейн остановилась и оглядела Оддина с ног до головы. Таких не берут в лакеи. Что это за лакей, в плечах в два раза шире почти любого гостя. Неодобрительно покачав головой, она заметила:
– Не вижу, чтобы вы страдали от недостатка внимания. Но какими же глупостями вы забиваете себе голову! Кому какое дело до чужих взглядов.
– Вы ворчите, потому что завидуете моему успеху у женщин. Но послушайте… – Он сделал очень серьезное лицо, будто намеревался дать ценный совет. – Если бы у вас было не такое большое брюхо, вам бы тоже досталась пара заинтересованных взглядов.
Сказав это, он искренне рассмеялся. Его манеры обезоруживали, и Элейн не смогла сдержать смешок. Затем все же вспомнила, где была и зачем, и чуть нахмурилась:
– Мне нужно работать, господин Торэм. Пожалуйста, возвращайтесь к вашей…
Они были у самого входа в особняк. Элейн обернулась на толпу, чтобы бросить взгляд на спутницу Оддина, и вздрогнула, так как совершенно не ожидала увидеть эту даму прямо у себя за спиной. Он тоже удивленно поднял брови, услышав недовольное шипение:
– Оддин, ты в своем уме?
Элейн развернулась, едва держа тяжелый поднос. Женщина изобразила улыбку и протянула пустой бокал, жестом прося наполнить его. С трудом удерживая поднос одной рукой, второй Элейн взяла графин.
– Если ты продолжишь бегать за лакеем, я тебя придушу, – самым любезным тоном произнесла дама.
– Это Элейн, и она служит здесь прачкой, – прошептал Оддин, будто это меняло дело. – Видимо, никто не захотел поработать у братца даже один вечер, пришлось привлекать девушек.
Элейн кивнула в знак приветствия, а затем бросила на Оддина холодный взгляд. Не вовремя он решил завести светскую беседу. Не вовремя, и не с той.
– А это госпожа Торэм, моя матушка.
Дама сперва недовольно поджала губы, а затем сердито отозвалась:
– Оддин, это может быть
