Лето 1977 - Максим Арх
С другой стороны, в той жизни нас к счастью ни разу не грабили. Скорее всего не ограбят и в этой, если не выделяться из общей массы и не выпячивать свои богатства. Лишнее внимание соседей, разговоры на лавочках об установке — „неимоверной, железной, сейфовой двери как в банке“, в конечном итоге найдут своих благодарных слушателей в лице ворюг. И уже те непременно обратят внимание на с виду неприметную квартиру в хрущёвке-пятиэтажке, находящуюся на третьем этаже.
А там… Любые замки для профессионалов не помеха, в этом я иллюзий не испытывал. Поэтому, нефиг огород городить, будем ремонтировать эту дверь», — сказал я сам себе и пошёл в квартиру за инструментами.
Прошёл на балкон, взял топор, стал выходить из квартиры, открыл дверь и при выходе на лестничную клетку почувствовал чей-то взгляд. Я резко отпрянул назад и поднял «секиру».
— Ну здравствуй, мил человек! — с доброй улыбкой сказал Фредди, глядя на подошедшего, и поигрывая топором тихо запел:
Раз, два, Фредди Крюгер идёт, Три, четыре, топор достает, Пять, шесть, в оба гляди, Семь, восемь, с ним не шути, Девять, десять, распятье возьми!..Человек увидел своё будущее. Будущее было безрадостное. Он увидел свою смерть!
Обезумевшие глаза на мерзкой, рыжей, противной морде выразили первородный, истинный страх и ужас.
Да что там страх или ужас, сама «Немезида» со своим карающий мечом подошла прямо к человекообразному существу на лестничной площадке «хрущёвки» и собиралось это существо его умертвить, прибив нахрен!..
И понял тот человек, что смерть ужасно близка и неотвратима. И нет спасения от неё, беги не беги. И глянул человече в глаза её… И читалось в глазах её только муки и страдания, которые «Немезида» пришла воздать тле за труды неправедные. И осознал грешник, что возможно даже придётся ещё и помучится в предсмертных муках, прежде чем тело его погибнет в адских муках, а мерзкая душонка его попадёт в геенну огненную и «адский ад»!
Проще сказать, этот дебил, увидел меня с топором в руках, о***л и понял, что пора съё****ь!
Он пытался закричать, но голос не слушался, а раздавалось лишь подвизгивающее блеяние:
— Н-е-е-т!.. Н-е-е-т!..
«Проговорив» это, козлоногий кубарем скатился на нижний лестничный проём, после чего на четвереньках сполз на второй этаж. Там кое-как поднялся на ноги, крича:
— Нет! Нет! Не надо! — после чего завизжал и «поскакал» вниз…
Преследовать идиота, я не стал, хотя пере***ть дураку обухом по спине желание было.
«Ну ладно, следующий раз будет в его жизни последний!.. Я его, придурка, предупреждал!» — сказал я себе и принялся подбивать гвозди в расхлябанных петлях двери.
— Саша, что за песенку ты поёшь? — поинтересовалась с кухни мамуля.
— Да так… Есть одна…
* * *Конечно же, мама грустила и была расстроена, что её знакомый, которого «мы» ждали, так и не пришёл. Зато в этом были и свои плюсы. Всю вкуснятину, которую мама наготовила, мы съедим теперь с ней вдвоём.
Цыплёнок табака, картошка пюре, селёдка с лучком, шпроты, сыр и сервелат, салат оливье, винегрет, солёные огурчики, клюквенный морс — всего этого «любимый» «анкл» Эрик лишился.
«Хрен с ним, с козлом этим. Первое предупреждение не подействовало, поэтому — клин будем выбивать клином. Если, он собирается сюда ходить, то это у него не выйдет, хотя бы потому, что ноги я ему переломаю к еб**е-фене!» — решил я и приступил к пиршеству.
Интермедия
Тёплый летний вечер навевал на душе умиротворённость, но расслабляться было нельзя. Он вышел из магазина, закупив там восемь бутылок «Агдама». По идее, этого должно было хватить с лихвой, чтоб у многих «развязался», а затем «завязался» язык.
Пока шёл к месту встречи, которое как известно, отменить нельзя, размышлял о последних событиях.
Это же, надо было такому случиться, что эти бестолковые и неблагодарные твари решили его кинуть…
Он там, пыжился, напрягался изо всех сил, старался на репетициях, объясняя и контролируя каждого, из тупых охламонов пытаясь сделать музыкантов, а они в одночасье обиделись, и уже сами сделали ему «козью морду», дав от ворот поворот!
«Вот, мерзкие скотины! Ладно, ещё не вечер! Я вам всё припомню! Всех уволю, к чёртовой бабушке! Я буду действовать не напролом, как раньше, а хитростью. Вы ничего не поймёте, и каждый возненавидит другого! Это будет вам, моя месть! За то, что вы, лохи, меня кинули! Ведь у нас только стало получатся. Запись сделали. Да, ещё какую! В 1977 году можно смело сказать, таких шикарных песен нет ни у кого! А у нас есть! Но вы — предатели! Твари! Неблагодарные мрази! Ненавижу, сволочи!
И рыжая пи*** тоже, ещё та су***! Юля, Юля, Юлечка — тьфу на*** — паскуда! Всё хвостом крутит, целовала даже, а как до дела дошло, так це**у из себя начала строить! Грёбанная „динамщица“! Тоже, мля, своё получит. Чего она думает, мне перед ней на коленях что ль надо стоять? Я мужик, а не „хлюпик“, типа друга Севы! Я музыкант! Причём, талантливый музыкант! С нашим, а точнее моим репертуаром, все девки скоро будут моими. А эта недотрога пусть идёт на ***! Без неё обойдусь, только в постель затащу, отдеру, как следует, и брошу нахрен! Тоже мне, „бином Ньютона!“ Думает, на „её светлости“ все звёзды сошлись? Принцессой себя возомнила? Нет, мля! Не все! Далеко не все! Сдохнешь, тварь подзаборная, потому что кинула меня, как и друзья твои грёбанные! Я всё вам припомню! Всем сёстрам раздам по серьгам, дайте только срок, сволочи!»
С такими невесёлыми мыслями, он подошёл к небольшой лесопосадке, где в гуще дерева, за деревянным столом, сидя на лавочках, его ждал двое.
«Пришли, это хорошо! Что же, начнём агитировать
