Курьер по особым поручениям - Юлия Викторовна Журавлева
Вот тебе и замужняя женщина.
Расталкивать Рэма я не решилась, пусть поспит. Опыт показывал, что никогда не знаешь, что может случиться через час. А то и через минуту. Так что пошла спрашивать про обещанные сухари самостоятельно.
Оказывается, пока мы спали, а скорый почтовый ехал через селенья, языкастый кучер сумел разжиться свежим хлебом и сыром. Причем расплатился не деньгами – деньгами каждый может, – а услугой. Подхватил послания и мелкие посылки, чтобы доставить их в населенные пункты, через которые нам предстояло проезжать.
Я с уважением посмотрела на наземного коллегу, с ностальгией вспомнив свою мирную работу и милую сердцу халтурку. А вскоре проснулся и Рэм, совершенно по-детски обрадовавшись еде.
Ближе к полудню мы с ним перебрались с козел в крытую повозку, спасаясь от солнцепека. Не удержавшись, я чуть подвинула и поправила Льюиса, подумав, что не мешало бы его зафиксировать, а то болтает бедолагу по всей повозке. Вряд ли ему от этого плохо, конечно, вон даже синяков не остается, но все равно неудобно перед человеком. Пока еще человеком.
– Тот ровенец – это твой муж, да? – спросил Рэм, наблюдая, как я прижимаю Льюиса к борту, с другой стороны подпирая его мешком.
– Да, а это его брат, – предвосхитила я следующий вопрос.
– Это я и так понял, – усмехнулся парень. – Расскажешь, что с ним произошло и зачем мы его везем в Варнаву?
– Мы везем обращать его в вампира, – вздохнула я и пояснила: – Человеком он не выживет, а процесс обращения уже начат.
– А разве вампиры не обращают только детей? Нам что-то такое рассказывали на расоведении, что взрослый может не пережить инициацию и не стать полноценным вампиром, – почесал макушку Рэм.
– Не знаю, вот и увидим, – развела руками я. – Наверное, это не слишком правильно – делать из человека вампира без его воли или хотя бы ведома. Но даже Эдриан, кажется, смирился с мыслью о брате-вампире.
Не могу не признать, что временами меня терзали сомнения. Но мы не только спасаем Льюиса, а выводим на чистую воду ночных и всех их заговорщиков. Возможно, сможем остановить войну, доказать, что это не люди, заявившие о земельных притязаниях и вспомнившие границы, которые были сто лет назад, а вампиры со своими амбициями.
– А что такого в брате-вампире? – неожиданно выдал Рэм и продолжил развивать мысль: – Он же меняется только в малой части, а в остальном все то же родное существо.
Я заинтересованно посмотрела на парня. А ведь он не знает…
– Скажи, а у тебя есть братья-сестры? – полюбопытствовала я. Вдруг у него их куча и еще один брат погоды не сделает?
– Нет, я единственный ребенок, – посетовал Рэм. – И когда все играли и дрались со своими братьями и сестрами, я сидел с няньками и музицировал или учился под их присмотром. Так что я всегда завидовал тем счастливчикам, что росли не одни в семье.
– Ну… завидовать там, прямо скажем, нечему. – Я вспомнила своих брата и сестру, с которыми мы пусть и не играли, но дрались да, регулярно.
Как правило, я побеждала, но в итоге потом огребала от мачехи.
Так что, считай, выходили на ничью.
– Не знаю, я рос один, на домашнем обучении, – глядя на убегающую назад дорогу, проговорил Рэм. – В академии потом сложно было сходиться с однокурсниками, к тому же многие хотели общаться со мной исключительно из-за отца. Я сначала этого не понимал, да и передать отцу какую-то записку мне было несложно, или сделать что-то самому, если мог и просили. Но потом услышал один разговор… – Он запнулся. – В общем, и там у меня с друзьями не сложилось. А после академии отец отправил меня на военную службу в штаб, где все были намного старше и уже сами не горели желанием общаться с младшим по возрасту и званию. Пожалуй, ты едва ли не первая, с кем я могу нормально поговорить, и кому от меня ничего при этом не надо.
– Почему это не надо? – возмутилась я, а Рэм перевел на меня ошарашенный взгляд. – Без тебя меня бы не кормили в крепости, никто бы не таскал мои вещи, не прикрывал наш ночной отход, и сейчас я бы тряслась здесь в гордом одиночестве. Так что мне, если подумать, надо от тебя побольше многих. Но и ты, если что, обращайся. Знаешь, в дружбе это работает в обе стороны. В идеале, конечно.
Правда, с меня и взять-то нечего, если хорошенько подумать. Даже вещей с собой никаких нет, только то, что на мне надето, да несколько артефактов.
Но предложить обратиться я всегда могу!
– Спасибо. – Рэм так серьезно поблагодарил, будто я уже для него что-то сделала, а не только так, на словах. – На самом деле это уже очень много.
Я хотела было возразить, но, подумав, кивнула.
Какое-то время мы ехали в молчании, размышляя каждый о своем. Не знаю, как Рэм, а я колебалась: сказать или нет? И имею ли я на это право? С одной стороны, мой бывший шеф – тот еще упырь и неизвестно, как отреагирует на появление родственника у его новообретенного сына. С другой – возможно, наличие брата, пусть и клыкастого, действительно обрадует парня, оказавшегося одиноким в «полноценной и любящей» семье. Принять решение мне помог горестный вздох приятеля.
– Рэм, знаешь, возможно, неправильно обнадеживать тебя раньше времени, – осторожно издалека зашла я. – Но у твоего отца есть еще ребенок.
– Ребенок?! – не поверил Рэм.
На его восклицание занавеска между нами и возницей сдвинулась, и в образовавшейся прорехе показалось заинтересованное лицо. Кажется, даже кони замедлились.
Вот так и рождаются слухи.
Я поспешно задвинула занавеску обратно и на всякий случай еще и полог тишины поставила.
– Да, твой младший брат, – недовольно подтвердила я. – По отцу. Ну, знаешь, так бывает, когда неверные мужья ходят налево, и тогда…
– Я понял, не маленький, – нетерпеливо перебил меня парень, который, к слову, ничуть не удивился похождениям отца. – А ты откуда знаешь? Это точная информация?
Да, такого Рэма я видела впервые, вокруг него даже магия заклубилась, так что я быстро развеяла излишки. А то мало ли, полыхнет повозка – знаем мы этих боевых магов.
– Мы с твоим отцом как-то встречались, – начала я, подумав, что времени прошло не так и много, а по ощущениям – целая жизнь. Столько всего случилось.
– Ты встречалась с моим отцом, и он бросил тебя с ребенком?! – выпалил Рэм с совершенно непередаваемым выражением лица – то ли ужаса, то ли радости, то ли еще чего-то.
А
