Кукла-талисман - Генри Лайон Олди
Цугава замолчал.
Лицо его было мокрым от пота, как если бы господин Цугава не рассказывал историю своего прадеда, а бегал, подобно разносчику еды, по городу с корзинами на плечах.
«Если я не захочу отвечать по личным причинам, — вспомнил я слова Цугавы, произнесённые в кабинете старшего дознавателя, — я открыто заявлю вам об этом. Если вы будете настаивать, я изучу мотивы, движущие вами, и отвечу, если сочту их вескими».
Я не спрашивал об истинных причинах самоубийства прадеда Цугавы — о тех, которые семья скрыла, сочтя их позорными. Не спрашивал и тем более не настаивал на ответе. Хасимото Цугава сам, без моих требований, изучил все мотивы и счёл их достаточно вескими, чтобы поделиться секретом со мной. Сильный человек, вне сомнений. Неслыханное доверие в отношении меня и немыслимая твёрдость нрава. Случись история, подобная истории прадеда, с сыном Цугавы — и глава клана без колебаний велел бы жене Ансэя покончить с собой.
— Вы позволите? — я указал на меч.
Он кивнул.
Испытывая душевный трепет, я приблизился к алтарю и взял меч с драгоценной подставки. Кто другой решил бы, что трепет — знак присутствия потусторонней силы, но я отлично понимал, что это просто волнение, чувство восторга и страха, рождённое прикосновением к реликвии. Обнажив клинок до половины, я посмотрел на холодную сталь. Это лезвие лишило жизни несчастного Кинная, предка господина Цугавы. И что?
Меч как меч. Клинок подписан: «изготовил оружейник Канэсада». Узор на стали похож на узор древесных волокон. Точно такой же украшает подставку. Медный хабаки[36], запирающий меч в ножнах, помечен знаком хризантемы. Рукоять из двух деревянных половинок, склеенных между собой и обёрнутых кожей ската. Обмотка: льняная тесьма зелёного цвета. Тесьма изношена: мечом в своё время немало попользовались.
Возможно, святой Иссэн уловил бы больше моего. Но у меня пока что не было причины вызывать старого монаха в усадьбу Хасимото.
— Благодарю вас, Цугава-сан, — я вернул меч на место. — А где нож, которым покончила с собой госпожа Масако? Я не вижу его.
— И не увидите, — спокойно откликнулся Цугава. — Его здесь нет.
— Где же он?
— У моей невестки. Кстати, её тоже зовут Масако, как и мою прабабку.
— Как он оказался у неё?
— С моего ведома. Ансэй подарил его будущей жене в день свадьбы.
— Вы убрали нож с алтаря? — я опустился на колени напротив хозяина дома. — А как же завещание вашего прадеда?!
Цугава выпрямился, побледнел. Боюсь, ему показалось, что я обвиняю его в недостойном поступке. Я склонил голову, всем видом показывая, что раскаиваюсь и не настаиваю на ответе.
— Да, — после долгого молчания произнёс господин Цугава. — Я нарушил волю прадеда. Дело в том, что нож, переданный невесте в качестве подарка, — это было требование отца Масако. Я очень рассчитывал на этот брак. Он приносил огромную пользу обеим семьям, но моей — в большей степени. Отец Масако…
Жест Цугавы, по всей видимости, должен был продемонстрировать мне упрямство и неуступчивость этого человека.
— Он считал поступок Масако-старшей образцом добродетели. Восхищался её отвагой и верностью роду. Нож стал для него символом, великой драгоценностью, воплощением самопожертвования. Его дочь, Масако-младшая, должна была стать преемницей моей прабабки — не в смерти, разумеется, но тем не менее. Прославленный нож, вися на её шее, говорил бы всем: эта женщина в любой миг готова повторить подвиг былых времён. Такая достойная готовность подтверждала бы отменное воспитание, какое ей дали в семье…
— Это не ваши слова, — пробормотал я. — Это его слова, правда?
Цугава холодно улыбнулся:
— Вы проницательны, Рэйден-сан. Он настаивал, я уступил. В конце концов, нож всё равно остался бы в доме, неподалёку от алтаря. У нас не принято, чтобы жёны сыновей без особой нужды покидали жилище. А значит, завещание прадеда если и было бы нарушено, то лишь частично. «Прошло более ста лет, — решил я, соглашаясь. — Мы живём в Чистой Земле. Кое-что ослабло, и не без причины. Пусть лучше этот нож напоминает всем о стойкости мужчин и доблести женщин, чем пылится в тишине забвения». Полагаете, я поступил опрометчиво?
— Кто я такой, чтобы судить вас?
— Да, действительно. Прошу прощения, мой вопрос был неуместен. И потом, это я обещал отвечать на ваши вопросы, а не вы на мои. Хотя… Вы позволите? Любезность за любезность, а?
— Спрашивайте, Цугава-сан.
Он долго молчал, прежде чем заговорить.
— Когда вы держали в руках этот меч, — наконец решился он. — Вы делали это не так, как я. Не так, как берут стальной меч мои вассалы во время церемоний. У вас это вышло… Ну, не знаю. Проще, что ли? Естественней? Такое впечатление, что вы берёте острый меч не впервые. Это так?
Я кивнул.
— И это было не на церемонии? Ваше поведение… Меня изумила его обыденность. Вы держали острый меч в какой-то простой, повседневной ситуации?
Я снова кивнул.
— Вы… Неужели вы бились им, Рэйден-сан? Я не готов пойти в своих предположениях дальше, у меня мутится разум.
— Простите, Цугава-сан, — я смотрел ему в глаза, забыв о разнице в возрасте и статусе. — Я бы с радостью удовлетворил ваше любопытство, но я не вправе. Ответить вам я смогу лишь в одном случае.
— В каком же?
— Если разрешит сёгун.
Он засмеялся:
— Это лишнее. Мне незачем обращаться к повелителю за таким разрешением. Вы уже ответили на мой вопрос. Я благодарен господину Сэки за то, что он прислал сюда именно вас, господин Торюмон.
Господин Торюмон. Он так и сказал, правда.
3
«Дед умер, отец умер, сын умер…»
Желая скрыть смущение, я встал. Прошёлся по зале, разглядывая стенные панели из красного дерева. Школа резчиков в Акаяме славится далеко за пределами города и даже острова. В особенности мастерам удаются пейзажи с выборочной полировкой. При правильном освещении это создаёт эффект золочения без единой крупицы настоящего золота. Да, такие украшения может позволить себе только очень обеспеченный человек.
Камидана — стенная ниша для богов. Крученая верёвка ограждает священное пространство, где стоят костяные и деревянные статуэтки божеств-хранителей. На верёвке — четыре белых ленты, похожие на зигзаги молний в грозовом небе.
Изречения мудрецов и святых. Я — скверный каллиграф, но готов поклясться, что здесь потрудились истинные мастера. Бумага прочная, глянцевитая, с характерными неровностями — такую изготавливают из коры бумажной шелковицы. Порвать эту бумагу голыми руками не сумеет и борец сумо.
Ага, вот и оно. Оригинал благопожелания, копии которого носит вся семья Хасимото в качестве амулетов, вместе с печатью храма То-дзи и изображением доброго бога Дзидзо. «Дед умер, отец умер, сын
