Джон Джейкс - Знак демона (сборник)
Брэк спрыгнул в пролом полуобвалившегося пола и приземлился среди обломков сухих, пыльных досок.
— Отлично! — крикнул он. — Дров для костра здесь хватит. Может быть, прямо здесь и разожжем…
Брэк замолчал. Прямо у его ног лежал, пустыми глазницами обращенный к небу, человеческий череп. Почувствовав себя неуютно, варвар поспешил выбраться из подвала.
И все же, найдя другое помещение — надежное укрытие от ветра, все — и погонщики, и Хадриос с дочерью, и Брэк, и Горзоф — провели вечер, согретые теплом настоящего большого костра. Выпив вина, Хадриос погрузился в беспокойный сон, больше похожий на бред. Илана склонилась над ним, пытаясь успокоить мечущегося отца. Горзоф забился в угол и молча пил.
Брэк приказал одному из погонщиков встать на страже на остатках сторожевой вышки, возвышавшейся над стеной форта. Каждые два часа дежурный менялся. Под утро Брэк уснул, но вскоре его разбудил негромкий тревожный свист.
Это был сигнал часового.
Проснувшаяся Илана успела спросить:
— Что случилось?
— Не знаю. Часовой вызывает меня, — ответил Брэк, вылезая из подвала и карабкаясь на вышку.
Старая деревянная лестница скрипела и раскачивалась под его весом. Наконец Брэк добрался до площадки и обнаружил, что Илана карабкается следом за ним. Уже светало. В сумерках можно было различить контуры ближайших дюн. Стоявший на часах погонщик показал рукой куда-то в темноту.
Приглядевшись, Брэк заметил какое-то движение. Что это? Всадник на лошади?
Да.
А за ним — еще один.
Вскоре в ложбине между двумя дюнами показался целый отряд. Илана закусила губы, чтобы не закричать.
В слабом предутреннем свете трудно было разобрать детали. Но кое-что было ясно и так. На головах у всадников, двигавшихся неподалеку от форта, были остроконечные шлемы с плюмажами.
Погонщик лишь тихо выдохнул:
— Куранцы?
— Да, — ответил Брэк.
Всадники скрылись из виду. Варвар не сомневался в том, кого они выслеживали. Быть может, в темноте всадники просто не разглядели развалины, но то, что эти рубиноглазые воины выслеживали их караван, было ясно всем.
Неподвижно, словно статуи, простояли они еще с полчаса, чтобы удостовериться, что куранцы прошли мимо, не сворачивая к форту.
— На этот раз удача, похоже, была на нашей стороне, — со вздохом сказала Илана, спустившись по шаткой лестнице.
— А в следующий раз? — покачал головой Брэк. — Боюсь, что на наши поиски отправился не один отряд.
Следующий день караван провел под защитой стен форта, скрываясь от урагана. Ночью опять слышалось заунывное пение близнецов.
Брат Поль, рассказывавший в этот момент какую-то историю из своей жизни в ученичестве, выпустил из задрожавших рук глиняную миску. Горячая похлебка расплескалась по полу.
Горзоф, лежавший в своем углу, резко сел, рыгнул и в полный голос выругался.
Брэк только поморщился и продолжал слушать. Два голоса, печальная, тягучая мелодия.
Чуть приподняв голову, Хадриос пробормотал сквозь сон:
— Обречены. Я знал, что мы прокляты и обречены. Я знал это еще до выхода из Тимбелло.
Капитан Горзоф пробурчал что-то нечленораздельное и попытался встать. Пьяное тело не слушалось его, ноги подкосились, и он тяжело осел обратно на одеяло, сильно облившись вином. Со второй попытки рыжебородый капитан сумел-таки встать. Прикинув, сколько проводник выпил, Брэк удивился, как тот еще не спит мертвым сном.
— А чего мы тут прячемся? — пьяным голосом произнес Горзоф. — Велика беда — хлюпик в побрякушках да его сестричка — ни кожи, ни рожи. Не верю я в ваши басни…
— Сядь на место, пьяный болван! — раздался, ко всеобщему удивлению, резкий окрик брата Поля.
— Пьяный? — переспросил Горзоф. — Может быть. Но лучше уж быть пьяным в стельку, чем сидеть и дрожать от страха. Лучше, чем зарываться в подвалы, словно крысы. Разрази меня гром! — воскликнул Горзоф, выхватывая засверкавшую в свете костра саблю. — Не боюсь я их! Как и этих одноглазых сукиных детей, которые шляются здесь на своих клячах! А вы — вы трусы! Сидите здесь, прижав задницы…
Горзоф обвел всех презрительным взглядом. До этого момента Брэк скорее был склонен посочувствовать пьяной браваде проводника, но когда тот и его причислил к трусам, варвар разозлился.
— Ну ладно, дамы и господа, — продолжал куражиться проводник. — Можете сидеть здесь сколько хотите. А капитан Горзоф сейчас пойдет и наведет порядок. Никаких песнопений по ночам! Я сказал!
Повернувшись к Илане, он потрепал ее по щеке, тупо улыбаясь. Брэк едва сдерживался, чтобы не взорваться.
— Ну, крошка, — спросил Горзоф, — скажи-ка, кто здесь самый храбрый?
— Ради всех богов, — устало взмолилась Илана, — сейчас не время доказывать, кто настоящий мужчина…
— А чего мне доказывать! — с пеной на губах взревел Горзоф. — Я — настоящий мужик! А эти — просто навозные жуки, зарывшиеся в дерьмо. И я им об этом заявляю открыто.
Размахивая саблей, пьяный разведчик направился к выходу.
— Капитан Горзоф, стоять! Пьяная скотина, я кому говорю? Стоять!
Хадриос с трудом встал на ноги, опираясь на руку дочери, и гневно сверкал глазами.
— Я здесь командую, капитан. И мой приказ — оставаться здесь, в помещении. Только из-за твоего пьяного желания покрасоваться перед моей дочерью я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью и подверг опасности жизни всех нас. Вернись, Горзоф. Я приказываю.
— Ты старый больной человек. И не тебе приказывать мне становиться трусом.
Покрасневшие щеки Горзофа почти сравнялись по цвету с его бородой. Старик попал в точку, упомянув причину его выходки. Илана посмотрела на воина с печальным сожалением.
Горзоф развернулся и полез по обрушенной стене к выходу.
— Стоять!
Горзоф не обратил внимания на окрик караванщика. Тогда старик нагнулся и схватил лежавший у его одеяла кнут.
— Отец! — простонала Илана и протянула к нему руки.
Но старик оказался проворнее, чем можно было предположить. Одним прыжком обогнув костер, он щелкнул кнутом. Удар пришелся по голове и шее Горзофа, скатившегося назад в подвал.
— Будь ты проклят! Будь ты проклят! — взвыл проводник.
Хадриос сделал еще один шаг. Один за другим раздались три щелчка — три удара хлыстом.
На щеках, руках и шее Горзофа проступили кровавые полосы. В этот момент Полю и Брэку удалось вырвать кнут из рук караванщика. Илана повела ругающегося, кипящего злобой отца к его ложу. Брэк внимательно поглядел в искаженное гневом и яростью лицо Горзофа и понял, что первое впечатление не обмануло его: этот человек был храбрым только тогда, когда бок о бок с ним стояли другие. Но стоило ему остаться с врагом один на один — мужество изменяло ему. Самая обыкновенная трусость брала верх.
