Циклоп - Генри Лайон Олди
Пронесло, хвала Митре!
Отряд шел строем, не растягиваясь. Сказывалась выучка — и людей, и коней. Мчались так, словно гнались за врагом, словно сама зима удирала от них сломя голову по обледенелому тракту. Снег — бураном из-под копыт. Летит, клубится белое крошево. Позади искрится пурга, опадает горстями серебра, стелется поземкой. Не люди скачут — Морозная Охота.
Нет, не она. Охоте положено во всем белом быть.
Масляные отблески на стали кирас. Кони — вороные красавцы. Всадники в седлах — как влитые, не покачнутся. Гривы по ветру; плащи по ветру. На лицах — зимние маски: черная кожа с оторочкой из седого бобра. Личная гвардия короля не имеет лиц.
Красиво шел отряд. Неумолимо.
Предместья кончились. Впереди быстро вырастала башня Инес ди Сальваре. Одинокая, она торчала из заснеженного поля, как печная труба великаньего жилища, погребенного под землей.
Туда!
* * *
…беда, вздрогнул Вульм. В сравнении с этой бедой рога и копыта Натана выглядели мелким недоразумением. Выскользнуть из башни? Затаиться, переждать? На бегство не осталось времени. Затравят в сугробах, как волка, нагайками шкуру сдерут.
— Заткнулись! Оба! Прячьтесь, живо…
— Я?!
— Мы?!
— Я ничего дурного…
— Чью обитель сожгли? Мою, что ли? Думаешь, без ведома короля?!
— А как же Натан…
— Его король господам магам отдал. Хватит болтать! Прячь ее, болван…
— Куда?
* * *
Слитные удары копыт сотрясали промерзлую землю. Один из всадников взмахнул рукой, указывая направление. Неотличим от прочих, крайний в третьем ряду, он уверенно командовал гвардейцами. Отряд свернул на всем скаку — многоногий, многоглавый дракон, вильнув телом, ушел с тракта в сторону. Перед мордами лошадей взметнулся белый вихрь. Копыта вспороли сверкающую на солнце снежную целину. От дороги к башне вела едва протоптанная тропа: она то исчезала, то возникала вновь, мало чем отличаясь от девственного поля.
Тропа — для бродяг.
Гвардейцы его величества скачут напрямик.
* * *
— …в подвал?
— Там в первую очередь смотреть станут.
— На чердак?
— Там — во вторую.
— Я знаю! — штаны парень натянуть успел, а подходящей рубахи для него так и не нашлось. — На третьем этаже… Там каморка есть. Дверца в цвет стен, внутри — барахло, тряпье всякое. Если в него зарыться…
Взревел рог, возвещая о скором явлении гостей. Охнув, Эльза сжалась в комок. Губы сивиллы тряслись. Вульм же молился об одном: чтобы Натана не охватила бычья, слепая ярость. Кинется спасать, дуролом, грудью на мечи…
Вульм из Сегентарры хорошо знал, чего стоят самые могучие мышцы против холодной стали.
— Веди ее туда, — приказал он Натану. — Быстро! Завали барахлом; лишь бы не задохнулась. Дверь закрой. И бегом сюда, с веником. Будешь подметать…
— Бегу! — просиял Натан.
Изменник ухватил Эльзу за руку — и потащил сивиллу прочь, грохоча копытами, как вся королевская рать.
— Катанки натяни, болван! — рявкнул вдогонку Вульм.
Выскочив на площадку лестницы, он перевесился через перила и заорал:
— Эй, Циклоп! Симон! Гвардия на пороге! Встречайте!
Господа маги не отозвались.
* * *
Повинуясь жесту предводителя, гвардеец на скаку поднес к губам рог — отверстие в маске это позволяло. Грозный рев тараном ударил в башню, эхом расплескался по округе. Кони замедляли ход. Рассеивалась, опадала снежная пыль. Низкое зимнее солнце превращало ее в алмазные россыпи. Пятьдесят шагов до башни. Двадцать. Десять. Здесь начиналась расчищенная, утоптанная площадка с рукотворными сугробами по краям.
Кони встали, как вкопанные.
Всадники спешились. Четверо двинулись в обход башни, попарно огибая здание с востока и запада. По колено проваливаясь в скрипучий снег, они ни разу не сбились с широкого, размеренного шага. Трое, в том числе и знаменосец, остались с лошадьми. Остальные выстроились перед дверью. Замерли черным дозором. Предводитель был среди них — безликий, молчаливый, такой же, как все. Миг неподвижности, и он шагнул вперед. Схватил дверной молоток, в раздражении оборвав цепочку — и вместо молотка грохнул в дверь кулаком в латной перчатке. Раз, другой, третий.
— Именем короля! Открывайте!
* * *
— …Бел вас раздери!
Забыв о возрасте и больной ноге, Вульм ссыпался вниз по лестнице. Сунулся в кабинет, в гостевую комнату, где ночевал Симон — никого. Дверь в подвал была заперта. Тайком проскользнуть в верхние этажи башни господа маги, язву им на копчик, не могли.
— Циклоп! Симон!
Тишина.
Запоздалое озарение родилось в грохоте, от которого содрогнулась входная дверь. Верхняя одежда — ее нигде не было. Исчезли сапоги Циклопа, с вечера стоявшие у стены. Вульм вспомнил стук двери, ржание пони — и обозвал себя старым дурнем. Мог бы и догадаться. Господа маги отправились в город по своей мажьей надобности. А ты, братец Вульм, человек большой удачи. Ты будешь за всех отдуваться.
— Именем короля!
Он сорвался с места. Нога-предательница подвела в самый неподходящий момент. Охнув, Вульм ухватился за вешалку, пережидая укол раскаленной иглы. Колено горело, как в огне. Дверь плясала под ударами. Того и гляди, с петель снесут.
— Открывайте!
— Иду! Сейчас…
Скрипя зубами от боли, он доковылял до двери, отодвинул засов. В лицо ударило колючим холодом. На пороге воздвигся черный, словно уголь, истукан в маске.
— Где хозяева?
Королевская гвардия входит, не поздоровавшись. В голосе истукана сквозила злость. Почему хозяева сами не встречают? Не стоят на коленях, склонив головы под меч?!
— Никак нет, ваша милость!
— Что значит — никак нет?
— Хозяев никак нет! Уехали…
— Куда?
— Не могу знать, ваша милость! Ушли без доклада…
В случае нужды Вульм умел прикинуться простаком. Старый солдат, последний умишко булавой отшибло. Нанялся в слуги, ковыряюсь помаленьку. Харч отрабатываю…
— Так уехали или ушли?
Вкрадчивая ласковость, с какой гвардеец задал вопрос, насмерть испугала Вульма. Он воочию увидел блеск клинка, и свою голову, откатившуюся туда, где раньше стояли Циклоповы сапоги.
— Виноват, ваша милость! Господа маги лошадь взяли. Но лошадь у нас одна, а господ магов двое. Я так думаю, что один верхом уехал, а другой — пешком ушел.
— Давно?
Вульм задумался, морща лоб.
— Не могу знать, ваша милость!
— А что ты можешь знать, бездельник? Хоть что-нибудь, чтобы остаться в живых?
Должно быть, великий Митра осенил Вульма тенью крыла. Выпрямившись, насколько позволяло больное колено, Вульм выкатил грудь колесом и заорал, брызжа слюной:
— Жизнь за короля! Наши жизни за его величество!
— Хорошо, — кивнул опасный гость. — Живи, военная косточка…
И обернулся к остальным:
— Возвращаемся!
Вторя ему, сверху
