Темноводье - Василий Кленин
— Вряд ли, ныне, — покачал головой Дурной. — Вот на Ачанский городок богдойцы в конце зимы напали. Верно, и в этот раз также будет. Хотя, беречься надо и сейчас.
— Но точно придут? — продолжал напирать Бекетов.
— Точно только Богу ведомо, — извернулся пленник. — Я лишь предполагаю. Но мне кажется, что придут.
Самопровозглашенный атаман и сын боярский помолчали.
— Вражда у вас с Петриловским, видать? — сменил тему Бекетов.
— Поначалу у меня со всеми вражда была, — грустно улыбнулся Дурной. — Я ж найденыш, меня из реки вытащили. Только кто-то переменил мнение. А Артюха усугубил. Когда я в его книге на неправильные цифири по ясаку указал.
Бекетов кашлянул и понимающе улыбнулся в бороду.
— Ну… То много разъясняет, — добавил он. — Ты сильно не кручинься — поговорю я с Онуфрием. Может, отойдет он и отпустит. Только… Ты мне как на духу скажи: ты точно знаешь, что своим макаром дауров под властью государевой удержишь?
— Верю, — твердо ответил Санька.
— Ну… — протянул сын боярский. — Вера, она в храме хороша. Тута знать надобно. Сибирцы — это ж совсем иные людишки. Без веры, без закона. С ими только силой…
— Нормальные они людишки! — не очень вежливо перебил пленник легендарного землепроходца. — Бога, конечно, не ведают. Но закон у них есть. И во многом не хуже нашего. Их понять надо!
В клети снова повисла тишина.
— Силой просто проще, Петр Иванович. Коли есть сила, зачем напрягаться? Хабаров так и начал на Амуре. И порушил почти всё. Потому что тут иной мир. Тут Темноводье — и одной силой не сладить. Понимаешь меня?
Бекетов запустил рубленую ладонь в бороду. Вздохнул.
— Ну, ты спробуй, Дурной. Поглядим ужо.
…Наутро Дурнова выпустили. Кузнец велел горе-атаману целовать крест и пред ликом Пречистой владычицы богородицы и приснодевы Марии поклясться, что он и все его людишки верны государю-батюшке, что никаких измен он не замышляет, ясак отдает в полной мере… и так далее. Известь машинально крестился, привычно уже бил поклоны и говорил «нерушимые» слова — без малейших волнений души. Конечно, он «замышлял»! Только не то, чего все они боятся, так что совесть его чиста.
Приказной раздобрился. Даже спросил: есть ли в чем нужда у темноводцев?
— Теперя вам большую землицу надзирать надо — дам я тебе людишек в помощь.
— Да не надо… — неуверенно стал отмахиваться Дурной. Он понимал, что Кумарскому острогу в конце зимы понадобится каждый воин. Вдруг именно тех, что он заберет — как раз и не хватит? А еще он понимал, что Кузнец ему не помощников, а надзирателей впаривает. Именно по этой причине Онуфрий был крайне настойчив и три десятка все-таки принять заставил. Зато это были не кто попало — а обученные служилые воины. В куяках да почти все при пищалях.
— Если можно Онуфрий Степанович, пошли в отряде Ивашку Телятева, — сдаваясь, попросил Дурной.
— Дружок ли? — ухмыльнулся Кузнец.
— Да нет… Почти незнакомы.
Санька не стал продолжать. Тут уже никак не извернуться. Всё дело в том, что Ивашка Телятев (или Теленок) — единственное имя, которое он помнил из книг. Единственное имя среди тех, кто погибнет во время нападения маньчжуров.
«Глупо, конечно, — корил Санька сам себя. — Война же случится. Не погибнет этот — погибнет другой…»
Но всё равно не смог промолчать.
…В Темноводный шли уже два дощаника. На втором — грозное боевое пополнение, с которым еще предстояло разбираться. Дурной велел весла не мочить: черные воды Амура сами до дому домчат, за день. Атаман сидел на носу и жадно искал родные уже изгибы береговой линии. Кто-то завозился рядом.
Гераська.
— Атаман… — сдавленно просипел парень, голоса вообще не было у него. Еще и смотрит на сторону. — Ты… прогони меня, атаман. Или вообще казни… Мочи уже нет!
Гераська поднял свои круглые глаза на Дурнова, а в них — одна сплошная боль.
— Это я всё Петриловскому нашептал про тебя. И про атаманство, и про пищали даурские. Всё!
Глава 58
Резкий приступ гадливости овладел Известем. Захотелось отсесть от стукача, отряхнуть пыль с плаща. Но Гераська так мучился, что злиться не выходило.
— Да уж… Поганое дело ты сотворил. Но то, что сам покаялся — это больше весит. Христос тебя простит, Гераська. И я прощу. Только не делай так больше.
Охотник всем своим видом говорил, что скорее удавится, нежели снова таким займется. Санька невольно улыбнулся.
— Ну, а надоумил тебя на это кто?
Гераська моментально сник, закрылся и снова отвернулся.
— Никто.
— А вот это правильно! — еще шире улыбнулся Дурной. — К стукачеству привыкать не надо. Даже ради благих целей. Всё будет у тебя хорошо, Гераська!
Известь хлопнул зверолова по плечу.
«К тому же, тут и гадать не надо — кто у нас в ватажке крыса».
До Темноводного добрались затемно. Много времени ушло на то, чтобы разместить новых людей, ватажники подсыпали и местных дел. Разборки с подлым раскрасавцем Ивашкой решил отложить до завтра, хотя, в груди клокотало. Но оно и к лучшему вышло: за ночь успокоился, смог изобразить на лице довольство жизнью.
— Надо нам, народ, порохом озаботиться. Кузнец почти ничего не дал. Всем приказ: думать, где и как его раздобыть. Пока у нас только уголь есть. Но и того мало. Ивашка! — крикнул он пришедшему на речи «Делону». — Бросай дела, пойдем на ямы углежогные, посмотрим, как производство расширить.
Странноватая вышла речь, да в Темноводном к выходкам Дурного привыкли. Ивашка опоясался, подхватил плащ и двинулся за атаманом.
— На конях пойдем, Сашко? — спросил он.
— Не! Прогуляемся, — отмахнулся Дурной, на дух не переносивший верховую езду.
Да и не планировал он далеко уходить.
Где-то через полверсты, уже основательно отдалившись от острожка, Известь, всю дорогу накачивавший себя гневом, остановился и резко развернулся, одновременно выхватывая саблю.
— Что ж, ты за гнида….
«Делон» стоял чуть позади. Его прекрасная польская сабля уже давно находилась в руке. Пока что в опущенной руке, но тяжелая елмань нацелилась четко в атамана.
— Плохой из тебя хитрец, Сашко, — предатель улыбался ненавистной Саньке снисходительной улыбочкой. — Весь, как на ладони… Чо ж, в острожке на меня не напал? Там, с дружками, легче было б сладить.
— Я не шакал, мне твои шакальи повадки ни к чему.
«Делон» пожал плечами. Слова он не знал, но посыл понял четко.
— Хоть бы, пищаль взял. С ней ты ловчее обращаешься.
Он, словно, специально его бесил! Известь, полыхая
